Легенда Кносского лабиринта

Оглавление

Раздраженно повожу плечами. Прерывать обряд из-за глупых шуток - смеетесь, уважаемые? Впрочем, я уже практически не злюсь - привык. Ну да, волосы длинные, в плечах неширок, длинный гиматий наденешь - так со спины и не разобрать, мальчик или девочка. А бывает, что и в лицо... Поначалу каждый раз кровь в голову бросалась - в драку лез, повозками через храм швырялся. Теперь даже стыдно немного. Зато афиняне уже все знают, что меня задевать - себе дороже. Правда, солдатня до сих пор угомониться не может, но не убивать же этих острословов, как Кроммионскую свинью, хоть и хрюкают очень похоже. Вот вернусь с Крита, тогда поглядим, кто шутить будет...

В этот момент языки огня затрещали и взметнулись ввысь, распускаясь огненной лилией - жертва угодна богине и покровительство мне обеспечено. Смутно припоминаются досужие сплетни по тавернам, будто Афродита что-то не поделила с Гелиосом и, рассердившись на солнечного титана, мстит его земным детям. А ведь Пасифая, жена критского владыки Миноса и мать чудовища, вроде бы считается дочерью Солнца. Болтают еще, что она наложила на мужа могущественный заговор, и теперь дорога на чужое ложе тому заказана - только к супруге под бочок, и никак иначе. Стерва! Сама-то вон быком не погнушалась! Хотя и про быка того разное говорят, не знаешь чему и верить. Если и впрямь это Посейдон был, так мы с бычеголовым - братья. По отцу.

Обстоятельства моего собственного рождения и по сию пору остаются одной из любимейших тем для пустых разговоров и домыслов по базарам и постоялым дворам. Я слышал по крайней мере десяток версий сего знаменательного события, но так и не знаю, соответствует ли истине хоть какая-то из них. Официальная история гласит, что Эгей, которому боги упорно не посылали сыновей, отправился к Дельфийскому оракулу. Получив предсказание, он поехал к арголидскому басилею Питфею, славившемуся своей мудростью, с просьбой растолковать услышанную невнятицу. Оракул предупредил, чтобы Эгей не развязывал концы винного меха, пока не поднимется на самую высокую точку Афин, или ему однажды придется умереть от печали. Питфей, мой дед, принял гостя со всеми возможными почестями (а проще говоря, споил до зеленых купидончиков) и предложил ему разделить ложе со своей дочерью. Наутро дед объявил, что родится у афинского правителя сын, и будет он величайшим героем Аттики, но жить ему до достижения зрелости в Трезенах - о чем, дескать, и говорилось в упомянутом пророчестве.

Обрадованный Эгей поспешил вернуться домой, так как оставшийся без царя престол привлекал многочисленных родственничков, слетавшихся в Афины, как мухи на мед. Правда, мухи приводили с собой щитоносцев, лучников и пращников, а иногда даже колесницы - уж очень крепкими были стены столичного улья. А дочери Питфея, Эфре, Эгей оставил на память свой меч и сандалии с наказом передать имущество сыну, когда тот подрастет и захочет познакомиться с папой. Однако в дело каким-то образом вмешался Посейдон. Воспылав страстью к прекрасной арголидянке, он то ли умудрился растянуть ночь зачатия, превратив одну в три, то ли вообще успел раньше, но появившийся на свет у Эфры младенец (да-да, прошу любить и жаловать) приобрел сразу двух отцов - земного и небесного. Правда, это обстоятельство не помешало мне расти полнейшей безотцовщиной.

У деда в доме всегда было шумно и многолюдно: рабы, родственники, приживалы, гости, геронты, послы, торговцы... Сложно отыскать уголок, где не толклись бы одновременно двое-трое человек, занимаясь хозяйственными делами, ведя тайные или явные переговоры, а то и "совершая обряд в честь Афродиты". Последнее выдал мне один десятник из свиты самого великого Геракла, почтившего дом Питфея своим присутствием. И пока в мегароне возглашались здравицы в честь знаменитого гостя, мудрого хозяина, Зевса, который приходился отцом одному и прадедом другому, Гестии и прочих богов из Олимпийской Дюжины, воины разбрелись по дому, загоняя хихикающих рабынь в тупики и лишая противника путей к отступлению. "Враг" с удовольствием сдавался на милость победителей и платил положенную в таких случаях виру.

Одна парочка добралась и до облюбованного мной места во внутреннем дворике, где за каменным бассейном росли несколько апельсиновых деревьев в окружении густого кустарника. Я любил убегать туда, чтобы помечтать в одиночестве о великих подвигах, которые непременно совершу, когда вырасту. Сын Посейдона и наследник афинского престола просто обязан быть самым-рассамым героем, ведь правда? А поганцу Алкмеону, который вчера в палестре дразнился, будто моим отцом может оказаться любой прохожий, а Посейдон тут вовсе ни при чем, и все это - сказочки для глупых сосунков, я правильно физиономию набил. И еще набью, вот только локоть заживет, которым я об скамью приложился, когда он меня с себя спихивал. Ничего, что он на четыре года меня старше, настоящие герои на такие мелочи внимания не обращают!

А мама разговаривать на эту тему оказывалась и только вздыхала грустно, пряча глаза...

Тут-то и появился этот десятник. Поперек себя шире, глазки совершенно поросячьи и хрюкает точно боров. Он меня и не заметил поначалу - где уж тут оглядываться, когда одновременно тащишь за собой сдобную повариху с кухни, пусть она и не слишком-то сопротивляется, и изрядных размеров лабриссу, которую почему-то не стали сдавать в оружейную. Мое присутствие его, прямо скажем, не обрадовало.

- Эй ты, молокосос! А ну брысь отсюда, нечего мешать обряду в честь Пеннорожденной - богиня проклянет, и я добавлю! - буркнул он, наконец-то выпуская из рук лабриссу и неуклюже стягивая пеплос с рабыни. - Клянусь любимой палицей величайшего героя Эллады, нигде в этом доме покоя нет! Никакого уважения к законам гостеприимства - так Гераклу прямо и скажу, зря мы сюда приехали...