Бегство из одержания

Оглавление

На этот раз Нава даже не скидывала привычного желтого одеяния, улеглась на поверхности и закрыла глаза.

Вначале ничего не происходило. Потом погруженные в Созидалище ушные раковины стали вдруг различать невнятный шорох. Будто кто-то нашептывал Наве что-то ласковое и необходимое. Как теплый дождь после Разрыхления...

Вновь вспомнилась деревня. Там Наве никогда ничего не нашептывали - что возьмешь с Молчуна, который ее за дочку считал, а не за жену!.. Но теперь ей было ясно, что жизнь ее была лишена главного.

От мысли этой - и от теплоты снаружи - родилась теплота внутри, внизу живота, там, где сходятся бедра и куда открывается лоно.

Было странно, однако восхитительно. И всецело-восторженно. Это был не тот восторг, когда из ее рук впервые вышел полноценный рукоед, - это было нечто, сравнимое с тогдашним чувством по сути, но несравненное по глубине. Все равно что матерый прыгун рядом с грибом-мизинчиком...

А потом Нава почувствовала, как внешняя теплота проникла внутрь лона, соединилась с теплотой внутренней. Нельзя сказать, чтобы это было приятно. Во всяком случае, по рассказам Б-Али, с козликами получалось до наслаждения, до бурного содрогания, до растворения друг в друге... Здесь же если и было растворение, то сродни поливанию зеленого ползуна бродилом.

Потом все кончилось.

А через месяц дочь впервые шевельнулась у Навы под сердцем.

Когда раздался первый крик, Нава наконец расслабилась и затихла. Измученная плоть отдыхала. Но оказалось, что душе не до отдыха.

Оказалось, невозможность прижать ребенка к собственной груди доставляет не меньше страдания, чем сам процесс рождения.

- Дай мне ее! - прошептала она.

- Нет! - сказала Кормилица твердо. - Ты свою задачу выполнила. Теперь моя очередь, во славу демиургу!

Ротик обмытого ребенка уже терзал ее левый сосок.

Кормилица была права - дочь отныне матери не принадлежала. И лет через пятнадцать, встретившись, они даже не узнают друг друга. Каждый должен заниматься своим делом: одни рожать, другие выкармливать, третьи воспитывать. Так устроен мир, и все претензии, пожалуйста, к демиургу.

Наву закачали легкие волны - Кормилица уносила ребенка.

- Подожди! - прошептала Нава. - Дай мне посмотреть на нее...

- Нет, милая! - сказала Кормилица. - Дольше прощаться, больше плакать.

Она скрылась в тумане, и покачивающие родильницу волны постепенно угасли. Потом на свет явился послед, и ласковая теплота проникла в ее лоно, залечивая травмированную плоть. Ведь через неделю Наве предстояло снова погрузиться в Созидалище, а еще через девять месяцев сегодняшний процесс должен был повториться. Для освоения мира требуется много подруг...

Потом Навино тело всплыло, улеглось на поверхности, и это означало, что теперь можно выйти из озера.

На берегу ее встретила М-Аля.

- Поздравляю с первенцем, милая! Во славу демиургу!

В ее голосе не было радости и восхищения.

Нава не ответила. Она думала о том, что в деревне бы травмированную родами плоть залечивало время. Но зато можно было бы кормить ребенка собственной грудью. А Молчун, уже впущенный повитухой в дом и успевший взглянуть на сморщенное личико ребенка, суетился бы вокруг Навы, радуясь и восхищаясь.

Через три дня Нава ушла от Славных подруг.

Оранжевый серв нес ее на руках, оставляя за собой белесые полосы остывающего пара.

Вокруг шла обычная лесная жизнь. С гудением проносились мимо рои ос и пчел. Перебирая шестью лапами, проскочил голубой паук. В передних он нес личинку изварочника. Где-то ревел гиппоцет, отпугивал от творильницы кого-то из лесовиков. Через некоторое время путь пересекли ее питомцы. Цепочка белесых созданий, перебирая ложноножками, колонной направлялась к ближайшему озеру. Люди с Белых скал почему-то называют питомцев щенками. Как некоторых из своих детей...

А затем лес вокруг начал трансформироваться.

Со всех сторон серва обступили неактивные прыгуны. Обычные звуки затихали, сменялись негромким шелестом, но это шелестели не деревья. Потом шелест тоже увял, взамен донеслось однотонное гудение. Впереди справа возникло вдруг облако лилового тумана. Из него выросли бурые лианы толщиной с человеческую руку, переплелись, протянулись поперек дороги. Это было похоже на забор, созданный людьми с Белых Скал в том месте, где дорога, сбегающая от Управления, достигала леса...

Одну такую лиану серв разорвал бы легко, но их было пять.

Пришлось повернуть серва налево и заставить его перейти на скольжение.

Однако лианы были быстрее. Они умчались вперед, достигли высоченного крапоида, обвились вокруг ствола и поменяли направление роста под прямым углом.

Тогда Нава остановила серва, спустилась на траву и поднырнула под нижнюю лиану.

Тут же сзади послышался скрип. Прыгуны начали корчиться, собираясь перескочить вперед.

Нава заставила их утихнуть.

Тогда среди деревьев замелькали голубые, лиловые, алые фигуры. Скользящие сервы приблизились к Наве, взяли ее в кольцо. Она переключилась на управление, превратила в исходную протоплазму одного серва, второго, третьего... Но разноцветных фигур становилось все больше. В плотных облаках пара скрылись деревья и лианы, исчез родной оранжевый серв. С таким количеством противников не справилась бы и М-Аля.

И Нава сдалась, позволила ближайшему серву взять себя на руки.

Ее встретила не только прямая руководительница. Здесь же оказалась мама. И Рита с биостанции. И даже Б-Аля - наверное, на Белых скалах тоже была ночь, и очередной Директор спал.

- Что случилось, милая? - спросила М-Аля. - У тебя нет никаких заданий в районе Паучьего бассейна. Как ты там оказалась?