Ночные кошмары

Оглавление

– Давай выйдем на галерею. – Ной взял ее за руку и повел к раздвижной двери. Черта с два он позволит ей быстро улизнуть… – Слишком рано для заката, – продолжил он, отпустив Оливию только тогда, когда дверь подалась. – Тебе придется вернуться. Это незабываемое зрелище.

– Я уже видела закаты.

– Но не отсюда.

С океана дул теплый ветерок, принесший с собой запах соли и свежести. На берег набегала ярко-голубая волна, отступала и набегала снова.

– Ничего себе задний двор…

– Я подумал то же самое, когда увидел твой лес. – Он оперся спиной о перила и не сводил с Оливии глаз. – Лив, хочешь поиграть на моем дворе?

– Нет, спасибо… Ты умеешь подбирать цветы.

– Это говорит о том, что у меня чувствительное сердце.

– Это говорит о том, что у тебя есть чутье на красоту и гармонию.

– Да, но научился я этому из-за досады и сострадания. Моя мать всегда что-то сажала, а потом убивала. Когда она входила в детскую, растения начинали дрожать и вопить. Клянусь, однажды я слышал, как кореопсис крикнул: «Нет, нет, только не я! Пусть это будут маргаритки Шаста!» Я не мог этого выдержать, – продолжил он, когда Оливия засмеялась. – Мне начали сниться кошмары, во время которых все убитые ею растения воскресали – побуревшие, вялые, поломанные, покрытые пылью, – вставали, опираясь на корни, и выстраивались в армию мщения. Вспоминая об этом, я пугаюсь до смерти.

– Как натуралист, могу заверить, что ты в безопасности. По крайней мере, до тех пор, пока они живы.

– Ты меня успокоила. – Он провел пальцем по ее руке рассеянным жестом мужчины, привыкшего прикасаться к женщине. Она сделала шаг назад. То был жест женщины, не привыкшей к прикосновениям.

– Мне действительно нужно ехать. Я позвонила дяде Дэвиду из Санта-Барбары, так что они меня ждут.

– Сколько ты пробудешь здесь?

– Несколько дней.

– Пообедай со мной до отъезда.

– У меня будет много дел

– Пообедай со мной до отъезда, – повторил Ной и снова прикоснулся к ней, на этот раз дотронувшись до подбородка. – Мне нравится видеть тебя. Ты хотела начать с нуля. Дай мне шанс.

Оливия прекрасно представляла себе, как это будет. Они будут стоять рядом, на небе будет гореть закат, откуда-то будет доноситься музыка – медленная и одновременно тревожная. И пока темно-красное солнце не опустится в море, он будет прикасаться к ней так же, как когда-то. Держать за подбородок. И целовать ее – так же, как когда-то. Медленно, умело и эротично.

А ей будет все равно, теперь – все равно.

– Тебе нужен рассказ. – Она увернулась от его руки. – А я еще ничего не решила.

– Мне нужен рассказ. – Хотя в его глазах загорелся гнев, тон остался спокойным. – Но сейчас я говорю о другом. Я сказал, что мне нравится видеть тебя. И рассказ здесь ни при чем. Я думал о тебе, Оливия.

Ной сделал шаг, и Оливия оказалась между ним и перилами.

– Думал годами. Может быть, даже против своей воли. Хотя ты ясно дала понять, что предпочла бы, чтобы я не думал о тебе вообще.

– Мои предпочтения не имеют значения. – Он стоял слишком близко, и к раздражению Оливии добавлялось возбуждение.

– Тут я с тобой согласен. – Он поставил бокал на перила. – Знаешь, о чем я подумал, когда вернулся и увидел тебя в саду? Вот о чем.

На этот раз все получилось очень быстро. Она ощутила укол гнева, когда губы Ноя припали к ее губам, и укол раздражения, когда его кулак уперся ей в спину. Но ощущение желания, переполнявшего его тело и передававшегося ей, было намного сильнее всего остального.

Это желание было таким же примитивным, как окружавшая ее природа. Таким же стихийным, как океан, плескавшийся за их спинами. И таким же неодолимым, как ее желание. Неужели она всегда желала его? И это желание всегда было таким диким?

Она обязана уступить ему. Если не хочет умереть с голоду.

«Это судьба», – поняла Оливия и бросилась в пропасть. Ее пальцы вплелись в густые выгоревшие на солнце волосы, язык коснулся его языка. Обжигающее пламя, бушевавшее в крови, говорило Оливии, что она живая и может получить все, что хочет.

Ее пылкий ответ пробудил в Ное небывалые силы. Вкус ее губ заставил забыть все остальное. Хотелось съесть ее, вырывать куски плоти и жадно поглотить ее всю, без остатка, вобрать в себя, только так он сможет утолить обуревавший его дикий голод.

Но чем больше он брал, тем сильнее жаждал.

Наконец Ной отстранился, чтобы увидеть ее лицо, залитое густым румянцем, и лихорадочно блестящие глаза.

– Если хочешь, чтобы я поверил, будто ты злишься, то перестань мне отвечать.

Оливия подумала, что гнев – наверно, единственное чувство, которого она не испытывает.

– Отойди, Брэди.

– Слушай…

– Подожди. – Она перевела дух и положила руку ему на грудь. – Подожди минутку…

– О'кей. – Ной сам удивился, каких гигантских усилий ему стоило сделать этот шаг и оторваться от ее тела. – Этого достаточно?

– Да… Я не собираюсь делать вид, что не ждала или не хотела этого. Меня действительно влечет к тебе. Но уступать этому инстинкту я не собираюсь.

– Почему?

– Потому что это глупо. Но… – Она снова взяла бокал – свой или его? – и сделала глоток, не сводя с Ноя глаз. – Если бы я решила сделать глупость, то легла бы с тобой в постель. Я не против секса и думаю, что ты хороший любовник.

Он открыл рот, но тут же закрыл его и откашлялся.

– Извини. Сейчас я отдышусь и соображу… Ты размышляешь, не стоит ли тебе сделать глупость и лечь со мной в постель?

– Верно. – «Замечательно, – подумала Оливия и сделала еще один глоток. – Просто замечательно». Наконец-то ей удалось сбить его с ритма. – Разве ты клонил не к этому?