Выбери любимый жанр

Оценить:

Благородный разбойник

Оглавление

— Вы разглядывали мою рубашку?

Она засмеялась и покачала головой:

— Я не могла ее не заметить. Как и добрая половина нашей харчевни. Вы весь вечер просидели без куртки.

— Но половина вашей харчевни не распознала бы в ней рубашку из Мейфэра. — Нед говорил полусерьезно-полушутливо.

У Эммы екнуло сердце, но она стойко выдержала его взгляд, как будто они не подошли совсем близко к запретной теме.

— Так вы признаете, что она куплена в Мейфэре?

— У «Грейвс и Уорсестер».

— И как человек из Уайтчепела мог оказаться одетым в рубашку от самых дорогих портных в Лондоне?

— А каким образом девушка из харчевни в Уайтчепеле может оказаться знакомой с такими вещами и знать, сколько они стоят?

Эмма улыбнулась, но ничего не сказала. Теперь, когда он тоже начал задавать вопросы, ей не хотелось отвечать.

— Расскажите свою историю, Эмма.

— Это долго и неинтересно.

— История такой девушки, оказавшейся в таком месте? — Нед с сомнением поднял разбойничью бровь.

Эмма молчала. Ей очень хотелось побольше разузнать о нем, но только не ценой собственной откровенности.

— Не хотите раскрывать свои карты? — спросил он.

— Я убедилась, что это самый лучший способ.

Нед улыбнулся:

— Такая женщина мне по сердцу.

Они продолжали идти, и их шаги гулко отдавались в тишине.

Он посмотрел ей в глаза:

— Говорят, что вы работали в Мейфэре.

Эмма сама пустила этот слух.

— Я служила горничной у одной леди. — Она смотрела прямо перед собой. Если Нед еще не слышал этой истории в «Красном льве», то все равно скоро услышит. Это было единственное разумное объяснение ее манерам и выговору. Многие горничные перенимали повадки у своих хозяек. К тому же это была не совсем откровенная ложь, сотни раз уговаривала себя Эмма. Ей действительно приходилось работать горничной, и она подробно изучила это занятие, как, впрочем, и всю другую работу женской прислуги от посудомойки до домоправительницы. Каждая женщина должна знать, что и как делается в доме, чтобы правильно вести хозяйство.

— Это многое объясняет. И что случилось?

— Вы задаете много вопросов, Нед Стрэтхем.

— А у вас много секретов, Эмма де Лайл.

Их взгляды схлестнулись и надолго задержались друг на друге. И кроме вызова, в них было что-то еще. Первым сдался Нед. Он улыбнулся и отвел глаза.

Эмма облегчено вздохнула.

По другой стороне Майнорис-Роуд нетвердой походкой брели несколько мужчин, возвращавшихся домой из «Кингс-Хэд». Их голоса звучали громко и возбужденно, движения были неуверенными. Они выкрикивали ругательства и оскорбляли друг друга. Один остановился, решив сорвать злость на фонарном столбе.

Эмма взглянула на Неда и поняла, что он думает о том, какова бы она была со своим ножом против этих шестерых.

— Он просто дал бы мне небольшую паузу, пока они сообразят, что к чему, — попыталась оправдаться она.

Однако, несмотря на все свои уверения и тяжесть кухонного ножа в кармане плаща, она была очень рада тому, что сейчас рядом с ней шел Нед Стрэтхем.

Мужчины не стали выкрикивать непристойности в адрес Эммы, что сделали бы непременно, если бы с ней был Том. Они ничего не сказали, просто со своей стороны улицы тихо наблюдали, как Эмма и Нед проходят мимо.

Они тоже молчали. Просто прежним уверенным шагом продолжали идти вперед по Майнорис-Роуд, пока пьяницы не остались далеко позади. Наконец они повернули на темную узкую улочку, на которой жили Эмма с отцом. На улице не было фонарей, и только серебристый свет луны направлял их шаги среди рытвин и выбоин. Примерно в середине улицы Эмма остановилась у дверей обшарпанного дома, где располагался пансион.

— Ну, вот и все. Это мой дом.

Нед посмотрел на здание, потом перевел взгляд на Эмму.

В темноте они смотрели друг на друга.

— Спасибо, что проводили меня, Нед.

— Это самое меньшее, что я мог бы сделать для своей нареченной, — ответил он со своим обычным решительным выражением. Однако в его глазах Эмма уловила намек на улыбку.

Она улыбнулась в ответ и покачала головой, понимая, что он ее дразнит, но, когда вспомнила, что сказали моряки на улице, ее щеки вспыхнули.

— Надо было сказать им правду.

— И разорвать нашу помолвку? Так быстро?

— Неужто это разбило бы вам сердце?

— Определенно.

Дразнящие нотки исчезли. А вместе с ними и защитная стена, разделявшая их.

Глаза Неда неотрывно смотрели на нее, и Эмма чувствовала, что не может отвести взгляд, даже если бы захотела. Словно сам воздух вокруг них стал чувственным. Притяжением. Желанием. Запретной страстью. У Эммы внутри затрепетали крылья сотен бабочек. Ей казалось, что в окружавшей их ночной тишине ее сердце стучит слишком громко. Все ее тело охватила нервная дрожь.

Она взглянула на окно второго этажа, где сквозь тонкую занавеску проглядывал слабый свет единственной свечи.

— Меня ждет отец. Я должна идти.

— Да, должны.

Но Эмма не двигалась с места. Нед тоже.

Он смотрел на нее так, что все умные мысли разом покинули ее голову. Он смотрел на нее так, что у нее перехватило дыхание.

Нед двинулся вперед, сокращая расстояние между ними, пока они не оказались настолько близко, что мыски их обуви касались друг друга.

— Вы, кажется, говорили, что вы настоящий джентльмен?

— Это говорили вы, а не я. — Его глаза скользнули по лицу Эммы, задержавшись на ее губах, и она поняла, что он хочет ее поцеловать. И одному Богу известно, что сделала с ней жизнь в Уайтчепеле, потому что в этот миг она тоже хотела этого. Очень хотела.