Хроники ада

Оглавление

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Думаете, он нас не пропустит? – свистящим шепотом спросил Леха. Он стоял за спиной Карпа и нервно облизывал губы.

– Не дрейфь. Пропустит, куда он денется, – негромко отозвался Карп. – Когда в обратную сторону идешь, «мясорубка» никогда не трогает. А мы ведь обратно идем, верно? – А про себя подумал: «В Зоне никогда не говори „никогда“. В ней все и всегда как в первый раз».

Леха промолчал.

– Чуешь чего подозрительного? – спросил Карп.

– Нет.

– И я не чую. Ну давай, Сусанин, веди нас вперед. Он хлопнул Леху по плечу.

– А почему я должен вести? – Леха поежился.

– Потому что ты у нас теперь «просветленный». Зона никому просто так не открывается. Я вот ничего не видел, даже не почувствовал, спал как сурок. А ты цветок разглядел. Да еще ядрышко съел, не побоялся. И теперь Зону насквозь просекаешь, все ее заначки. Понял? – Лешка неуверенно кивнул. – Так что не дрейфь, я рядом. Считай, что это посвящение в сталкеры. Все новички через подобное проходят. Ну а если не проходят, потому что в штаны наложили, то… сам понимаешь. Таким дристунам здесь делать нечего.

Он рассмеялся и легонько подтолкнул Леху вперед.

Октябрь 2015 г. Искитим

Клава Карпенко нашла брата в кафе «Радиант». Глеб Афанасьев, самый известный в Искитиме наводчик на артефакты по кличке Фагот, проводил в «Радианте» почти каждый день: попивал кофе с коньяком, трепался со сталкерами, барыгами и прочим полезным людом. И собирал информацию. На это и жил. И жил неплохо, на кофе с коньяком уж точно хватало.

Сейчас, около полудня, народу в кафе тусовалось немного, и Фагот скучал, лениво перелистывая желтый еженедельник с полуголыми девицами. Клава подошла и с шумом опустилась на стул. Рослую и упитанную, под сто килограммов, женщину трудно было не заметить, однако Фагот даже не шелохнулся. Тогда Клава хрипло кашлянула.

– О, сеструха! – Оторвав от газеты глаза, Фагот улыбнулся кончиками тонких губ. – Давненько тебя не видел.

– Здравствуй, Глеб. Некогда мне по кафешкам шляться. Это мой благоверный тут все полы до дыр протер.

– К слову, о благоверном. Карпа я тоже давненько не видал. Слышал, что ему в последнее время масть поперла?

Фагот бросил на сестру цепкий взгляд.

– Ага, поперла. Сначала поперла, а потом… – Клава неожиданно всхлипнула. – Я ведь из-за Павла и пришла. Беда у нас, Глеб. Даже и не знаю, с чего начать.

– А ты по порядку.

По словам Клавы, все началось после той ходки в Зону, когда погибли Степан и Лешка Фроловы. Павел вернулся мрачным, целую неделю пил, подробностей о гибели Фроловых не рассказывал. Протрезвев, снес хабар барыге Фоме и получил очень хорошие деньги. Затем в одиночку отправился в Бердск – и снова вернулся с богатым хабаром. Сдав товар Фоме, три дня сидел дома. Но не пил, как обычно после ходки, а о чем-то все время думал. Потом позвал жену.

Я, говорит, золотую жилу надыбал, покруче Золотого шара. Теперь будем как колобки в масле кататься. И показывает такую штучку, вроде семечка, но крупнее и синим цветом отливает. Мол, нашел он в Зоне цветок, который такие плоды дает. Они что-то вроде лекарства, от которого в мозгу огромное просветление начинается. Но надо для надежности опыт провести, как эти семечки действуют. Ничего страшного с ним произойти не должно, но если случатся какие-то странности, то пусть Клава не пугается.

Пыталась его Клава от опыта отговорить, но куда там! Расколупал он свое семечко, вынул оттуда голубоватое зернышко и проглотил. Вот.

Клава всхлипнула и продолжила:

– Съел он эту семечку и больше суток спал. Тихо спал, разве что иногда бормотал неразборчиво да еще улыбался часто. Потом вроде в себя пришел, да только… В общем, будто головой подвинулся.

Клава выразительно постучала себя по лбу массивным кулаком.

– Это как? – спросил Фагот.

– Да так. Одни разговоры о Боге да о покаянии. Это у Павла-то? Да он раньше о Боге вспоминал, только когда матерился. А теперь вдруг святошей заделался ни с того ни с сего. Я теперь, говорит, понял, как надо правильно жить. Приволок откуда-то Библию, валяется на диване с утра до вечера и читает. Или молится. И так уже вторую неделю дурью мается. Помоги, Глеб.

Клава глубоко вздохнула, всколыхнув грудь, и уставилась на брата. Фагот сложил губы трубочкой, пригладил усы, посмотрел в потолок. Потом с ленцой произнес:

– Чем же я помогу?

– Ты же умный. – Лицо Клавы сморщилось. – Пропадает ведь мужик. Порча напала, не иначе.

– Ты только не ной. Ну сама подумай, чего я знаю? Вот ты его расспрашивала об этом цветке? Где растет, как действует?

– Спрашивала. Он смотрит на меня, как на дурочку, и не понимает. Вроде как память отшибло.

– Ну, тогда дело глухое. Ты хоть в курсе, что за хабар он приносил?

– Нет, – нетвердо произнесла Клава, пряча глаза.

– Ну, если ты не в теме, тогда и мне сказать нечего. – Фагот демонстративно взялся за газету.

– Ой, вспомнила, – сказала Клава. – «Вертячку» он тогда принес, когда Фроловы погибли.

– И всё?

Клава кивнула с невинным лицом.

– Врешь, сестренка! – строго заметил Фагот. – В жизни не поверю, что Карп мог от тебя что-то утаить. В общем, или колись, или сама со своим благоверным разбирайся. Время пошло. – Фагот показал золотой циферблат часов. – У меня время – деньги.

– «Перламутр» он еще тогда принес, – с неохотой пробурчала Клава. – А во второй раз, из Бердска, принес «бенгальский огонек». Еще два «браслета», которыми лечат. Вот и все. Как на духу.

– Предположим, что верю. Но информации все равно мало. Нет, Клава, разбирайся без меня. Может, Карп еще за ум возьмется. Или с врачом проконсультируйся.