Алабай

Оглавление

— Благодарю тебя хан, — обрадовался Сармат, — Я завтра же отправлюсь в путь и через двадцать ночей, я приведу сюда свой род. Это великая честь, служить такому достойному хану.

И убежал. А я поморщился. Не люблю, когда меня хвалят, хотя он от чистого сердца это сказал, а не пытался польстить.

— Эй, отроки, — окликнул я пацанов из банды Сармата, — Кто такой глазастый, что волхвов увидел, когда они убегали?

— А вот он, дядька Арес, — зашевелилась молодёжь, выпихивая ко — мне парнишку, — Серко его зовут.

— Серко, возьми мой подарок за твою службу, — сказал я, протягивая ему одно из колец, — Это не простой подарок. Раз ты такой глазастый днём, теперь будешь глазастым и ночью. Иди сюда, на ухо чего‑то скажу…

Я на ухо шепнул ему слова — ключи для активации ночного зрения и восхищённый Серко, запинаясь и бормоча слова благодарности, ушёл к остальным отрокам. Которые с восторгом начали рассматривать уже надетое на палец колечко и хлопать его по плечам. Через какое‑то время раздался ожидаемый мной вопль боли. Как всё предсказуемо, подумал я. И крикнул, что бы подвели ко мне беднягу Серко, который не утерпел и опробовал зачарованное колечко. Серко плотно закрыл глаза ладонями и что‑то невнятно лепетал.

— Серко, я вот что сказал? Колечко для того, чтобы ночью видеть, а не днём, — хмыкнул я, накладывая на него исцеление, — Днём ты и так хорошо видишь. Что надо сказать, что бы ночное зрение выключить? Ну? Вот, молодец. Убирай руки, не бойся. Ты Серко, в другой раз думай. Зачарованные вещи иногда могут быть опасны, если ими пользоваться неправильно. Ночью, в темноте, свою игрушку опробуешь. А вы отроки помните, хорошая служба всегда будет достойно вознаграждена. Ну, всё, идите…

* * *

С похоронами тут не затягивали. Натащив деревьев, сложили из них огромные костры, на которые, не разбирая — где свои, а где чужие, сложили тела погибших. Потом, подав мне факел, предложили эти костры поджечь. Прикинув, сколько придётся гореть этим кострам, поместил внутрь сложенного дерева заклятия из стихии Огня, под красивым названием 'Огненный туман' чем, по сути, он и был. В локальной зоне, образуется светящийся туман с очень высокой температурой. Насколько высокой, мне ещё предстояло узнать.

Для антуража и эффектности, я поднял руки к небу и громко выкрикнул — 'Перун, прими детей своих!' и, пустив между ладоней электрическую дугу, активировал заложенные в кострища заклятия. Это было… Неожиданно.

Мой, усиленный магией голос — обращение к Перуну, молния среди рук, и разом вспыхнувшие костры, с рёвом выбросившие струи пламени в небо, произвели неизгладимое впечатление на всех присутствующих. А присутствовал практически весь город. Так вот… После всего этого, в небе сверкнули молнии и пророкотал гром. Все повалились на колени. Ну, кроме меня, конечно. Хотя, я вообще упал, от накатившей слабости и вырубился. Как потом попал домой, я уже не помню. Но на другой день, проснулся в своей постели и даже раздетый. Говорят, тащили меня чуть ли не всем городом. Каждому хотелось, хотя бы на мгновение прикоснуться ко мне. Чего только люди себе не нафантазировали за день, глядя на меня. Версия, что я Дух Леса, их уже не устраивала. Маловато будет — не солидно как‑то.

Было несколько основных предположений. Это то, что я сильный волхв, служащий Перуну. Затем, было обоснованное мнение, что я самый натуральный сын Перуна, не зря же я огнём и молниями повелеваю? Да и сам 'папа' отозвался на мой призыв. Ещё было мнение, что я могу быть каким‑то неизвестным богом. Давно забытым но, тем не менее — могущественным. Ну и напоследок, что я и есть сам Перун, в обличии человека. Спустился вниз, погулять, посмотреть и напомнить детям своим о своём существовании. Ну и род людской продлить — вон, сколько девок обрюхатил.

Всё это мне рассказал Коростень, придя навестить, когда ему сообщили, что я очнулся. Ну и заодно выяснить, в состоянии я принять участие в делёжке добычи. Вождь я или не вождь? Состояние у меня было великолепным, Крис отрапортовала, что энергетика у меня возросла чуть ли не вдвое, что не могло не радовать. Поэтому, позавтракав, отправился выполнять ответственную миссию — забрать свою часть добычи.

С выбором, я не затягивал. Всё самое ценное, было заранее отложено в сторону и я, немного поразмыслив, забрал себе несколько килограмм золота, в виде гривен и золотых украшений. После чего, сказал — на остальное не претендую. Народ изумился. Еруслан сказал, что вся эта куча отобрана и отложена для меня, но я пожал плечами и снова повторил — не претендую. Сами решайте, куда и чего. А я пошёл домой, там меня молодые жёны ждут. Одна даже ещё не беременная, а это непорядок. Ну и пошёл…

* * *

Пролетело ещё несколько дней. Город вернулся в своё неторопливое, повседневное состояние. Погибших оплакали, прибыль поделили, так что все занялись привычным делом — охотились, занимались хозяйством, детей строгали. Купцы нас своим вниманием не обходили, считай, каждые два дня караван заходил. Ярморочную площадь для этого дела Коростень всё‑таки организовал, так что, улицы нам теперь не засирали.

Несмотря на благостное состояние города, я не находил себе места. И тому были веские причины. Это и хреновы волхвы со своими амулетами и князь Киевский со своими амбициями.

Я хоть и неуч в истории, но помнил, как метался князь Владимир между верами. То капища Перуну строил, а как турнули его с престола, так он тут же 'уверовал' в Христа и потом жёг и грабил эти капища. Что мне ещё запомнилось со школы, так это сарказм преподавателя, когда он рассказывал про этот отрезок истории. Дружина Владимира была в своей массе наёмной. Денег на её содержание у него не было. Да и так, прихлебателей — любителей халявы в Киеве было пруд — пруди. И когда деньги закончились, он обратился к волхвам, типа — помогите, я же такой хороший, капища вам какие построил… Но его жёстко обломали, волхвы делиться не хотели. Сказали, строил ты не для нас, а для богов — вот у них и проси. И когда остался Владимир без денег, без дружины и без поддержки, послали его далеко и надолго. А князюшка был злопамятный. Свалил к византийцам, получил у них денег и дружину и вернулся… И так залил кровью Русь, что трупы по рекам тысячами поплыли, вперемешку с идолами павших богов.