|
Оценить:
|
Оборотни Митрофаньевского погоста (СИ)
2
Мертвец ему не понравился.
Дурные впечатления этим не закончились. Болотный призрак с франтом-трупом неожиданно вместе выкрикнули в ночное небо: "Ластаурус клодиус сакрилегус! Преципио винире! Посцимус!" Лунный диск тут же заслонила чья-то тень, в придорожной канаве взметнулись комья грязи и сухие листья, нападавшие после дождя, и новый гость, оказавшийся худым мужчиной с крыльями - явно нетопыриными, появился перед ними. Лица его в лунном свете Порфирий Дормидонтович не разглядел, но заметил, что неизвестный облачён в длинное ветхое рубище, и рваные лохмотья местами едва прикрывают его наготу. "И не мерзнет ведь, нечисть", досадливо подумал Порфирий Дормидонтович, которого ночной холод пробрал уже до костей.
Неожиданно нечистая сила заговорила понятно.
-Итак, господа, мы договариваемся или мечем жребий? Я-то полагал, что вы, как истинные аристократы духа, будете сговорчивы...- болотный призрак говорил мягко и рассудительно, явно пытаясь склонить собеседников к уступчивости.
Но ничего у него не вышло. Фрачный мертвец особо не возражал, но крылатый нетопырь сдержанно, но твердо объяснил ему, что есть каждый хочет, а аристократизмом сыт не будешь. Да, девиц Черевиных нащупал он, Цецилий Профундус, за что ему grand respect et dИfИrence, но свою долю должен получить каждый. Девиц - с княжнами Любомирскими - четверо, поделиться он обязан. Хотя бы одной. Почему только он будет лакомиться?
-Потому что мне есть нужно, - резонно отрезал упырь Профундус, и в голосе его проступило сдержанное рычание голодного пса, - а у вас, инкуба да лемура, баловство одно, под ногами только елозите. У тебя, Клодий, одни забавы на уме, а ты, Постумий, и вовсе в забавах не нуждаешься.
Ему снова вежливо, но жестко возразили. Точнее, мертвец только усмехнулся, но Клодий прошипел, что присосаться к горлу девицы ему, вампиру, никто не мешает, но забывать о чужих интересах - есть эгоизм невозможный и невоспитанность дурная, отсутствие истинной светскости и добродетели высокой. Возражения оторопевшего упыря, что на такие совершенства он отродясь не притязал и никогда не думал о них даже, - проигнорировали.
В итоге метнули кости, хором обсуждая броски. Увы, инкубу Клодию, как понял Бартенев, выпали две шестерки и единица, хлыщу-лемуру Постумию - две пятерки и тройка, а болотному призраку, вампиру Цецилию, - тройка, четверка и шестерка.
-Верящий в удачу - не должен верить в ужин, - язвительно проворчал щеголь Постумий. Он вынул из жилетного кармана часы - блеснувшие чем-то алым, кажется, змеиной головой. Часы, щелкнув крышкой, пропели старинный немецкий гавот, - ладно, время поджимает. Стало быть, княжон Любомирских и девиц Черевиных делите по-свойски, кто что ухватит, - подытожил мерзавец, - девочки шикарны, что и говорить. Встречаемся в пятницу в салоне графини Нирод, - прибавил он, и в оскале его черепа промелькнуло что-то ветреное, даже распутное, - давненько я там не бывал, однако...
-Договорились, - упырь Цецилий кивнул, - я дам Клодию возможность порезвиться, но право последнего поцелуя - остаётся за мной. Мне есть надо, - снова напомнил он собравшейся бесовщине, - что до девиц, все они - дурочки безголовые, ужин великолепный будет.
-Ваши забавы да поцелуи - такой вздор, - вздохнул разряженный мертвец, но в тоне его не слышалось едкости или вызова, и потому никто не обиделся. - Буду надеяться, что кузины вам по вкусу придутся. - Он зевнул. - Ладно, пора... До полной луны управимся.
Крылатый Клодий, обнаруживший в повороте головы хищный длинноносый профиль, кивнул и нагло облизнулся, Цецилий обронил несколько пошлых сентенций о девицах в свете, после чего все трое распрощались. Модный франт исчез в гробнице, крылатый демон метнулся ввысь и растаял в ночном небе, мутным туманом растворился над болотом упырь Цецилий.
Луна исчезла в тучах, последние цикады убаюкивающе трещали, но тут с дерева сорвалась ветка, стукнув Порфирия Дормидонтовича по плеши и набив основательную шишку, а где-то далеко при церкви звонко и победительно пропел петух. Бартенев очнулся и, потирая макушку, с трудом встал со скамьи. Всё тело ныло, першило в горле и чуть подташнивало. Меж тем солнечный луч, последний солнечный луч бабьего лета, уже блёкло золотил купол церкви и играл на крестах Митрофаньевского погоста.
Бартенев изумленно заморгал. Постой, а как же ночные призраки-то? Он, что же, спал, выходит? Стало быть, демон-нетопырь Клодий, болотный упырь Цецилий с мертвецом Постумием ему попросту привиделись?
Это надо же...
Нет никакой нужды рассказывать, как уставший и злой Бартенев добрался все-таки на рассвете до приятеля, как с трудом нашёл в ближайшей к погосту деревеньке Тентелевке четырех мастеровых, которые за три рубля серебром и бутылку "казёнки" тросами вытащили его коляску из болота, и как, наконец, около часу пополудни, друзья сели обедать, пока Анфиса и Калистрат, люди Корвин-Коссаковского, отмывали на дворе дрожки Порфирия Дормидонтовича от зловонной тины да липкого ила.
Арсений Корвин-Коссаковский и Порфирий Бартенев внешне не походили друг на друга. Бартенев в молодости был хорош собой, но после сорока облысел и расплылся в талии, Арсений же Вениаминович, высокий брюнет, в годы гимназические похожий на тощего воронёнка, с годами, напротив, приобрел лоск и вальяжность, но был по-прежнему подтянут, худ и подвижен. С зализанными височками и приятным лицом, он казался на первый взгляд человеком скромным, звезд с неба не хватающим, но лишь до тех пор, пока вы не ловили взгляд его чёрных, похожих на цыганские, глаз, таящих ум почти бесовский, позволивший ему без особой протекции к сорока семи годам дослужиться до тайного советника полицейского департамента.
