Русский медведь. Царь

Оглавление

Перестрелка затихала. Изредка потрескивали выстрелы карабинов, добивая раненых, все еще копошившихся в проходах. Ухали уже только тяжелые дивизионные минометы, посылая тяжелые, семикилограммовые гранаты вдогонку противнику… А генерал Евдокимов с грустью и разочарованием смотрел на дело рук своих – кровавую кашу. Всюду куски тел. Вон нога лошади. Рядом голова всадника. Еще чуть дальше кисть и несколько кусков кожи, буквально вырванной с фрагментами мяса; кишки, растянутые длинной извилистой змеей сизого цвета; расплескавшиеся мозги и кровь, кровь, кровь… В общем – обычная такая картина боя.

– Доложить о потерях, – тихо буркнул генерал начальнику штаба дивизии, очнувшись от созерцания. – Выслать разъезды егерей в дозоры.

– Есть, – козырнул полковник Семенов и развил бурную деятельность, начав дирижировать ротой управления.

– Ну что, Афанасий Петрович, – улыбнулся Меньшиков после того, как начальник штаба занялся делом, – поздравляю. Это наша первая победа в этой войне. Ваша победа.

– Победа? – удивился Евдокимов. – Бойня!

– А что вы хотели? – пожал плечами Александр Данилович. – Государь ценит своих людей. Лучше так, чем там все лежали бы вперемешку. Или вам для успокоения совести не хватает несколько тысяч убитых подчиненных?

– Я не об этом…

– А о чем же? Просветите меня.

– Как-то все это выглядит нечестно… несправедливо.

– Ох… Афанасий Петрович. Кто же вам такую глупость вбил в голову? Честные и справедливые сражения бывают только в театрах, в эпических спектаклях о прошлом. В реальной жизни генерал, который не заботится о хотя бы локальном нарушении равновесия в свою пользу на войне, должен быть отрешен от должности и предан суду военного трибунала. На войне, Афанасий Петрович, нет ни правых, ни виноватых, ни честных, ни бесчестных. На войне есть только проигравшие и победители. И задача генерала в том, чтобы победителями стали его подчиненные, а проигравшими – противника. Да и вообще, как нередко говорит Петр Алексеевич, весь смысл военного искусства состоит в том, чтобы нарушить равновесие в свою пользу. Оказаться здесь и сейчас лучше противника. Лучше обучить и вооружить своих солдат, чтобы бой перестал быть честным и справедливым. Ведь в результате нам нужна не честь на блюдечке, а победа. Иначе и войну начинать нет смысла.

– Я понимаю, – покачал головой Евдокимов. – Но это все звучит просто ужасно. А если нас так?

– Значит, мы были недостаточно хороши. Перестали учиться и развиваться. Застряли в прошлом. Потеряли чувство реальности. И тогда поделом нам будет. Ибо иначе уроков на войне не преподают. Опять же, как говорит наш Государь. А вообще, Афанасий Петрович, выбросьте все эти глупости из головы. Честь, благородство. Понимаю, что начитались куртуазной и сентиментальной литературы, но это все бред. А! – махнул Меньшиков рукой. – Была бы моя воля – так и вообще старался избегать непосредственных драк.

– И как же тогда воевать? – с некоторым недоумением поинтересовался генерал.

– Ну… Совсем, к сожалению, схватки избежать не удастся. Это очевидно. Но ее всегда нужно стремиться сводить к минимуму. Закидывая противника гранатами и поливая пулями. Если можно – минами подрывать, травить, хитрить и так далее. То есть максимально реализуя свое преимущество в развитии. В конце концов – историю пишут победители и только победители.

Евдокимов не ответил.

Умом он понимал, что граф прав. Но сердце его противилось такому подходу. Ведь эти воины, которых они побили в проходах, были храбры и отважны. И сердце его не могло принять тот факт, что на войне трезвый ум и холодный расчет, о которых уже не первый раз говорит Александр Данилович, да и сам Государь, намного важнее личной храбрости и лихости.

Для Меньшикова эти терзания генерала были давно и хорошо известны. Так что он лишь усмехнулся, глядя на угрюмое выражение лица своего подчиненного. Не зря, ой не зря Петр Алексеевич не отправил Евдокимова воевать одного, без присмотра. Как чувствовал, что старые привычки, въевшиеся в юности на старой службе, его никак отпустить не могут. Умный, толковый… а поди ж ты – время от времени вылезает романтика и дурость, пристойная лишь мальчишке…

Маньчжуры спешно отступали, бросив обоз и все, что им мешало. Даже раненых, что сковывали отход, добили.

Однако русские войска даже не пытались их преследовать. Людям требовался отдых, да и павших похоронить нужно было по-человечески. Не самая приятная работа, но предписания Государя звучали вполне однозначно по этому поводу: для работы Генерального штаба требовалась статистика по ранениям. Так что погребение останков как своих павших, так и противника шло рука об руку с подробным освидетельствованием того, от чего человек погиб. Ну и занесения в общую ведомость. Чем личный состав русской дивизии и занялся.

Казалось бы, глупость? Кому вообще может понадобиться статистика в такой обстановке? Но на все был определенный расчет.

Дело в том, что у Цин было довольно много войск, за которыми можно было гоняться годами. Если наступать быстро. Поэтому Петр избрал тактику генеральных сражений, нарочно наступая не спеша и позволяя Императору стягивать все новые и новые силы для разгрома вторгшихся войск. Хотя со стороны это выглядело излишним благородством, граничащим с откровенной дуростью. Впрочем, на то и был расчет.

Однако нужно отдать должное командиру маньчжурского корпуса – он смог навести порядок в своих отступающих войсках. И стал раз за разом предпринимать атаки из засад малыми группами на маршевые колонны русских войск. Эти нападения легко отражали, благодаря грамотно организованному боевому охранению с дозорами и походными заставами, дальними разъездами и так далее. Хотя, как считали что Евдокимов, что Меньшиков, целью нападений было не нанесение ущерба, а замедление продвижения русской дивизии. А значит, все шло по плану. Император принял предложенные правила игры.