Дикарь (ЛП)

Оглавление

Я поворачиваю голову и вижу кухню. Она все еще выкрашена в тот же нежно-желтый цвет, на окне висит кружевная занавеска, которая расположенна над раковиной. Я вижу, как моя мама склонилась над духовкой, по кухне витает аромат шоколадного печенья, она аккуратно достает его.

Я вижу себя маленьким мальчиком, который бежит к ней по коридору с радостным криком:

— Мама, смотри, что я нарисовал!

Я доверчиво протягиваю ей рисунок, нарисованный фломастерами, на рисунке изображены мальчик и собака, которая сидит у его ног. Затем я смотрю на маму и спрашиваю:

— Мама, а можно мне собаку? Я так о ней мечтаю, пожалуйста!

Мама смеется, когда смотрит на рисунок.

— Зак, это очень красивый рисунок. Но, малыш, ты же знаешь, мы не можем завести собаку! В следующем месяце мы уезжаем в Бразилию, и за ней некому будет ухаживать!

— Дядя Рэнделл сможет присмотреть за ней и за домом. Я уверен, он согласится, он очень любит меня.

Мама немного взъерошила мои волосы и наклонилась, чтобы поцеловать меня.

— Я уверена, это так и есть, малыш. Но если мы заведем собаку, ты должен быть единственным, кто ухаживает за ней, потому что это именно твоя ответственность. Давай сделаем так, когда мы вернемся, то обязательно купим тебе щенка?

Разочарование переполняет меня, я хочу кричать. Я не хочу ехать по делам миссии вместе с моими родителями. Да, я люблю Господа, и его учение, я люблю все, что он делает для нас, как учили меня родители, но я не хочу покидать мой дом, моих друзей… дядю Рэнделла, он меня так любит. Я люблю быть здесь.

— Я не хочу ехать, — раздраженно выкрикиваю я маме. — Я хочу остаться здесь, с дядей Рендэллом, как и до этого!

— Но, Зак, мы уедем в этот раз почти на год! — говорит мне мама с доверчивой и доброй улыбкой. — Мы не сможем оставить тебя на такой долгий срок. Мы же будем скучать по тебе!

— Мне все равно! — продолжаю я гневно. — Я не хочу быть там!

Моя мама опустилась на колени и подняла меня, крепко обнимая и прижимаясь ко мне.

— Тебе там понравится, глупыш. Но если тебе там будет плохо и не понравится, тогда мы тебя больше не возьмем, договорились?

Я хотел кричать и топать ногами, что я не хочу туда, я не хочу все бросать, но я прекрасно знал, что так будет только хуже. Поездка была запланирована уже давно, поэтому никто менять планы не будет. Этот разговор происходил уже много раз до этого. Затем, мама опускает меня, дает мне теплое шоколадное печение, которое я так люблю и по сей день, и стакан молока. Шоколадное печенье всегда рассеивало горе, с ним все казалось лучше, но не в этот раз. Когда тебе есть, что терять, шоколад не сможет утолить твою грусть от потери. На этот раз приятный вкус чувствовался, как самая противная грязь.

Я моргаю, тяжело вырываясь из воспоминаний. Я совершенно позабыл, что я не хотел ехать в Амазонку с родителями. Что я так горько плакал и жалел, что не могу остаться здесь с моим крестным. Я медленно поворачиваюсь к Рендэллу, который смотрит на меня добрыми глазами.

— Ведь я никогда не хотел ехать с моими родителями, — говорю я глупо.

Рэнделл кивает мне, понимая, и с тяжелым вздохом продолжает:

— Нет, ты не хотел этого. Ты был слишком мал, чтобы разделять их призвание и страсть помогать неграмотным индейцам. Но они тоже не могли оставить тебя здесь. Они очень любили тебя, даже когда совершили такую ошибку.

— Тем не менее, они бросили меня одного… когда умерли, — я говорю с такой острой горечью, что на самом деле удивляет меня. — Они оставили меня в странном мире, они заставили меня пережить все это. Они бросили меня незащищенным в том мире, где для меня было все чуждо!

Рэнделл быстро преодолевает расстояние, отделяющее нас, парой шагов, и опускает руки мне на плечи, пытаясь успокоить и унять мою боль.

— Не злись на них, Зак. Они умерли. Ты не можешь изменить ничего, и ты сам понимаешь, что они не хотели, чтобы это все произошло с тобой. Они были уверенны, что делают правильные вещи.

— Что?! Вы слышите себя! Правильные для кого? Для них?

Вздыхая, Рэнделл немного сильнее сжимает мои плечи.

— Они думали, что это правильное решение для их семьи, и мы не можем изменить это, Закариас!

Я резко отступаю от Рэнделла и быстрым шагом направляюсь к себе в комнату. Голова идет кругом от обиды, мне стыдно за свои детские слова. Мне стыдно, потому что я так говорю об умерших родителях, стыдно потому что чувствую горечь от того, что покинул этот дом, потому что я был лишен многого. Мне так плохо, потому что испытываю то же самое чувство, что и месяц назад, когда мой приемный отец сказал, что я покидаю свой дом, своих родных людей.

Теперь я полностью запутался, потому что я не знаю, где мой настоящий дом! Я чувствую, что не принадлежу ни этому месту, ни тому, где я жил последние годы. Моя уверенность в себе с каждым шагом выскальзывает из-под ног, я не чувствую больше опоры. Я не знаю, кто я…

Я захожу в свою комнату, и здесь все так же, как и было, когда я был маленький. Маленькая кровать застелена одеялом и простыней, на которых изображен Бетмэн. Разные игрушки лежат в комнате, тут же бейсбольная бита, перчатка. Все очень чисто, нет ни единой пылинки, видно, что Рэнделл ухаживал за этим местом все эти годы, содержал в чистоте.

Выходя из комнаты, я направился в родительскую спальню. Я моментально узнаю все до мелочей в их комнате. Я вижу железную кровать, застеленную мягким светло-голубым и белым одеялом. На прикроватной тумбочке стоит множество наших фотографий, где мы улыбаемся и смеемся. Я закрываю глаза, и на меня накатывает непреодолимая тоска по упущенному времени, тому, чего нельзя вернуть; я могу поклясться, что я чувствую сладковатый запах духов моей матери. Вспышка боли и тоски просачивается в мой разум и тело.