Пастыри

Оглавление

— Да ты соскучился, Сережа, — улыбнулась Акико.

Кондратьев стоял к ней спиной, глядя, как кит подходит все ближе, уже не ныряя глубоко, как огромное тело скользит у самой поверхности, а далеко, у горизонта, скачут над водой крошечные еще субмарины звена сопровождения.

Но он знал, что она улыбается своей особенной, для него одного, улыбкой.

— Конечно же, соскучился, — сказал Кондратьев.

* * *

Субмарины, сопровождавшие кита, расположились широкой дугой, держась в отдалении и стараясь не мешать. На их палубах то и дело вспыхивали фотоблицы. С тихим рокотом из-за горизонта вынырнул вертолет и сделал облет, поблескивая линзами объективов. С северо-востока подходило стадо, и уже видны были поднимающиеся над водой фонтаны.

Кондратьев почувствовал, как кит оживился. Он лежал совсем рядом со спаркой субмарин, огромный, почти стометровой длины, и субмарины, совсем немаленькие, казались рядом с ним игрушками. Гора китовой плоти поднималась из воды на добрый десяток метров, и огромный глаз находился как раз вровень с глазами самого Кондратьева, который сидел по-турецки на палубе.

Кит постанывал, модулируя сигнал, и Кондратьев машинально пытался переводить. Самки идут… скоро встреча… радуются… поведу на креветочные поля на юге, куда ты просил… спасибо… отец…

Акико тихо рассмеялась, продублировав вслух речь гиганта-самца.

Кондратьеву было хорошо и немного, самую малость, грустно — как бывает, когда провожаешь близкого тебе человека в дальний путь. Знаешь, что вернется, а все равно грустишь и переживаешь. Странные существа люди. Хорошо, что они такие.

Океанолог Ванин закончил цеплять к поросшей ракушками шкуре кита свою тысячу датчиков и, отфыркиваясь, поплыл к своему борту. Вскарабкался по лесенке, зашлепал короткими ластами по палубе, сорвал маску и крикнул:

— Акико-сан, напомните, пожалуйста, нашему Лёве, чтобы занырнул поглубже над желобом, как договаривались, хорошо?

— Он и так помнит, — сказал Кондратьев, почувствовав вдруг легкую обиду за своего…сына?!..то есть питомца. — Он все помнит, не то что мы с вами, Яков Петрович.

— Конечно-конечно, — легко согласился Ванин. — Он умница, Сергей Иванович, наш Лёва, наш Левиафан. Вы постарались на славу. Но вы все равно — напомните, Акико-сан. На всякий случай, а?

— Хорошо, Яков Петрович, — рассмеялась Акико. Поднесла к губам модулятор и запела.

Усиленный аппаратом горловой звук, вибрируя, нарастая и опадая, меняя тональность, срываясь на щелчки и цоканье, разнесся над сонным морем. Кит ответил, басовито и гулко. Шевельнул хвостом, разом оказавшись в полукорпусе от субмарин, и легонько пустил фонтан, с ног до головы обдав всех их теплой соленой водой.

— Ишь, шутник, — проворчал, проморгавшись, Ванин. Саня, удивленно выглянув из башенки, помахал киту вслед.

Кондратьев поднялся на ноги. Субмарины покачивались в мощной кильватерной струе. Кит уходил навстречу своему новому стаду, готовый заботиться о нем, охранять от хищников, водить по жирным планктонным полям и возвращать к человеку, когда придет тому свой срок.

Вот и все, подумал Кондратьев. Эстафету передал. Дело сделано. Наш Лёва, Лёвушка, Левиафан — эксперимент, первенец. Но следом придут другие, ведь родовые бассейны в Малайе отнюдь не пустуют. Новые лёвушки придут, сменив нас… А что дальше?

Что дальше?

— Похоже, что славные денечки расцвета Океанской Охраны подходят к концу, — сказал Кондратьев вслух, провожая кита взглядом.

— Ну что вы, Сергей Иванович! — вскричал океанолог Ванин. — Все только начинается! Вы представляете, какой шквал информации обрушится теперь на нас? Теперь, когда даже самые глубокие впадины и желоба станут доступны, когда мы всю толщу вод, все океанское дно сможем увидеть, потрогать и изучить — пусть не своими собственными глазами и руками, а глазами и плавниками младших братьев! Обрабатывай — не хочу! И не надо ничего расшифровывать — они и сами все нам расскажут!

— Понадобится только переводчик с китового, — улыбнулся Кондратьев, глядя на Акико. Акико смотрела на него и тоже улыбалась.

— А вот простые патрульные явно окажутся совершенно не у дел, — сказал Саня Травников. Расстроенным он вовсе не выглядел.

— Не только простые патрульные, Саша, — сказал Кондратьев. — Субмаринмастеры тоже больше не особенно-то нужны.

— Что дальше, Сережа? — спросила его Акико.

Она явно помнила рассказы Кондратьева о мучительных поисках предназначения после возвращения со звезд. Акико знала, как он терзался, чувствуя себя лишним, ненужным, никчемным со своим штурманским дипломом, навеки прикованный к тверди Планеты. Терзался до тех пор, пока Горбовский со Званцевым не сосватали ему работу в Океанской Охране. И правда — что теперь?

— Переквалифицируюсь в управдомы, — пошутил Кондратьев и тут же понял, что шутка осталась понятной только ему. Планета — редкий случай! — напомнила ему о том, что он все-таки перестарок. Что ж, пусть. У стариков есть одно большое преимущество перед молодыми, сильными и дерзкими.

Опыт.

— Мне звонили из Аньюдинской школы, — сказал Кондратьев. — У них есть место. Я обещал подумать.

Саня Травников уважительно присвистнул.

— Ответственность, — кивая собственным мыслям, сказал океанолог Ванин. — Очень большая ответственность. Вы справитесь, Сергей Иванович.

— Да, — сказал Кондратьев. — Придется справиться.

Акико улыбалась ему. Море лениво качало длинные тела субмарин, а вдали мчался навстречу фонтанам приближающегося стада новый китовый пастух, и Кондратьев знал, что тот поет сейчас во всю мощь огромных легких самую главную песню в своей жизни.