Инструктор спецназа ГРУ

Оглавление

Впрочем, незнакомец вел себя вполне пристойно и довольно быстро превратился если и не в приятеля, то уж в хорошего знакомого. Теперь, встречаясь на озере, они вежливо приветствовали друг друга и частенько забрасывали удочки рядом, пользуясь случаем поболтать о том о сем, когда Виктору Быкову, так звали нового знакомого Иллариона, наскучивало неподвижно торчать посреди озера на своем «броневике».

К немалому удивлению Иллариона выяснилось, что между ними довольно много общего. Они были примерно одного возраста, и оба оказались страстными библиофилами. Правда, как немного смущенно признался Быков, его скромные доходы в последнее время не позволяли ему всерьез заниматься пополнением своей библиотеки, но книги он любил, знал и понимал, что само по себе являлось для Иллариона Забродова весьма неплохой рекомендацией.

Виктор Быков был высок и широк в плечах. Несмотря на неизменную выгоревшую на солнце штормовку, старые джинсы и какие-то несерьезные ярко-желтые резиновые сапоги с короткими голенищами, во всем его облике чувствовалась выправка кадрового военного, которую не могла скрыть ни густая русая борода, покрывавшая нижнюю часть его лица, ни заметная хромота — при ходьбе он сильно припадал на правую ногу (в кабине его автомобиля Илларион неоднократно замечал тяжелую трость, которой здесь, на озере, Быков не пользовался). Над левой бровью Быкова был старый шрам, полускрытый непослушными русыми волосами. Илларион, навидавшийся в своей жизни всевозможных шрамов, готов был поклясться, что это след пулевого ранения. Впрочем, в отличие от Забродова, Быков ничего не скрывал.

Был он, по его словам, отставным офицером воздушно-десантных войск, демобилизованным по ранению — осколок душманской гранаты раздробил коленную чашечку. Ногу удалось спасти, но хромота осталась на всю жизнь. Не будучи обремененным семейством, Быков довольствовался малым и существовал на пенсию, деля свое время между книгами и рыбалкой.

Забродову нравился этот немногословный здоровяк, двигавшийся, несмотря на хромоту, с плавной грацией большого сильного зверя. Похоже, что симпатия была взаимной, но сближаться по-настоящему оба не торопились, хотя Илларион затруднился бы назвать причину, которая удерживала его от этого.

Хотя… Был один штришок, малюсенькая загвоздка, незначительное происшествие, заставившее загореться красную сигнальную лампочку в мозгу. Однажды Быков как-то ни с того ни с сего и притом весьма горячо и с великой убежденностью завел разговор о засилье мирового сионизма. Впечатление было такое, будто вдруг по собственному почину включился мирно пылившийся в углу дедовский патефон и зазвучала старая, заезженная пластинка. В общем, если в кране нет воды…

Илларион тогда высказался по этому поводу достаточно резко и недвусмысленно, и больше они к этому разговору не возвращались. Лишь изредка, вспоминая этот случай, Забродов с легкой грустью думал о том, насколько сильны еще в сознании человека инстинкты, полученные в наследство от волосатых предков: чужака непременно нужно основательно забросать калом, а то и вовсе взять к ногтю — во избежание… Впрочем, неизменно решал он, пусть бросит камень, кто без греха.

Аминь.

Быков между тем неторопливо подгреб к берегу и, осторожно выбравшись на сушу, протянул подошедшему Иллариону крепкую широкую ладонь. Они обменялись рукопожатием.

— Как улов? — спросил Забродов, выполняя древний ритуал всех рыбаков.

— Так себе, — в рамках того же ритуала скромно ответствовал Быков и продемонстрировал кукан с пятью или шестью вполне приличными лещами.

— Вот черт, — с острой завистью сказал Илларион, — везет же людям! Сколько здесь ловлю, ни разу лещ не попадался, а тут вон какое богатство!

— А на что ловите? — спросил Быков.

— Обыкновенно, на червя.

— На мотыля попробуйте, И потом, я ведь на середине ловлю, а вы все с берега. Одолжить лодку?

— Нет уж, благодарствуйте, — в шутливом ужасе замахал руками Илларион, плавали, знаем. Я уж как-нибудь с берега, по старинке.

Они немного посмеялись, вспомнив, как в самом начале их знакомства Илларион поддался на уговоры Быкова половить с лодки и едва не утонул, резко выдернув удочку из воды. Было это в начале апреля, и ледяная ванна запомнилась надолго. Забродову пришлось срочно мчаться домой, где он в профилактических целях выпил бутылку водки и завалился в кровать, завернувшись в два одеяла.

— Что нового? — поинтересовался Быков, присаживаясь на корточки — земля была еще сырая после ночного дождя — и забрасывая удочку подальше от берега. Приобрели что-нибудь интересное?

— Есть такое дело, — ответил Илларион, разбирая снасти. — Буквально вчера отыскал, наконец, свой «Малый Лярусс» девятьсот третьего года.

— И вы еще говорите, что это мне везет! Где вы раскопали такую роскошь?

— Есть одно местечко, — признался Илларион. — Если хотите, могу дать адресок.

— Буду весьма признателен. Хотя финансы у меня… Впрочем, если там действительно обнаружится что-нибудь стоящее, можно будет и поднапрячься.

— Думаю, что обнаружится. Я своими глазами видел прижизненное издание Байрона. Мне-то не нужно, у меня есть и получше, но вас это, возможно, заинтересует.

— Еще бы! Такая роскошь… Неужели так прямо и лежит?

— Да нет, конечно. Матвей Исаакович — старик непростой, с книгами расстается тяжело и очень не любит, когда они попадают к случайным людям. Так что подход к нему нужен особый. Вы только прежде времени не пугайтесь, у меня с ним вроде бы полное взаимопонимание, так что протекцию я вам обеспечу. Просто сошлитесь на меня, передайте привет, и, надеюсь, все будет в порядке.