Инструктор спецназа ГРУ

Оглавление

— Плачут, — сказал вдруг водитель, не поворачивая головы. — Натворят делов, а потом плачут.

После этого он снова замолчал и, старательно прицелившись, откусил от своего чудовищного бутерброда большой кусок.

— Хам, — сказала ему Валентина. Водитель не отреагировал: он слышал и не такое.

Через какое-то время из подъезда вышли трое омоновцев и остановились рядом со скучающим Полищуком, вынимая сигареты. Они о чем-то говорили, похохатывая, но слышно было плохо. Валентина заметила, что один из них смеется с трудом, каждый раз хватаясь при этом за грудь.

Минут через десять дверь подъезда снова открылась, и на ступеньках возник майор. Следом два омоновца вели Забродова, руки которого были скованы наручниками. Забродов легко спустился по ступенькам с таким видом, словно вышел прогуляться. Бросив быстрый взгляд на машину, в которой сидела Валентина, он едва заметно отрицательно качнул головой и отвернулся.

Теперь Валентина поняла, почему он показался ей знакомым. Это был тот самый чудак, который жил в старом доме по соседству и каждое утро делал гимнастику в сквере у фонтана. Она часто сталкивалась с ним, торопясь на работу. Это каким-то образом укрепило ее в решении ничего не говорить омоновцам про тетрадь Быкова.

Майор немедленно принялся орать. — Что за перекур? — рычал он так громко, что Валентина прекрасно разбирала каждое слово, совершенно не напрягая слух. Скоро с концов закапает, а вы все курите! Один бандит двоих моих бойцов в бараний рог скрутил, а они стоят и курят! Тебя персонально касается, Скворцов! Тебя тоже, долбня калужская! Этого в машину. Козлов и Свирцев, поедете со мной. Остальным доставить эту бабу в околоток к Рябцеву. Я ему позвоню, он будет знать, что делать. Скворцов старший, да смотри, чтобы теперь она тебе бока не намяла!

На глазах сгорающих от любопытства старушек Забродова впихнули в «клетку» второй машины. Майор и двое конвоировавших Забродова омоновцев устроились в салоне, и «уазик» укатил. Вторая тройка во главе со Скворцовым, который все еще прихрамывал и поминутно хватался за грудь, погрузилась в оставшийся автомобиль. Валентина вдруг сообразила, что Быкова с ними нет. Не было его и во второй машине. Они что, арестовали Забродова вместо него? Не может быть, ведь она ясно сказала майору…

Тем временем «уазик» тронулся и поехал к выезду со двора. Здесь водителю пришлось прижаться к обочине и притормозить, пропуская во двор сначала карету «скорой помощи», а следом за ней еще один милицейский «козел». Из забранного вертикальными прутьями окошка своей «клетки» Валентина разглядела, что обе машины остановились у подъезда Быкова.

Что это значит? Забродов избил его? Может быть, убил? Перегруженный мозг отказывался работать. Если Быков убит, туда ему и дорога. Собаке — собачья смерть. Вот только на Забродова это как-то мало похоже… С другой стороны, что она о нем знает? Только то, что он спас ей жизнь и голыми руками скрутил убийцу ее мужа и дочери, которого милиция даже не собиралась искать. «Может быть, тебе этого мало, голубушка? — спросила она себя и тут же ответила: — Нет, этого вполне достаточно. Больше мне про него знать ничего и не нужно. И не хочу я больше ничего знать».

Омоновцы в салоне опять дружно задымили сигаретами. Один из них хлопнул сидевшего впереди Скворцова по плечу и сказал:

— Смотри, Скворец, как бы эта баба тебя и вправду не заломала. Помнишь, что усатый говорил?

Все загоготали, а Скворцов махнул рукой.

— А что? Я бы ей отдался. И вообще, Вовчик, чья бы корова мычала… Вот повалил бы он усатого из твоего автомата, пришлось бы в него сквозь тебя стрелять. Прикинь: приходишь ты домой весь в дырках, а Люська тебе и говорит: сам, мол, штопай, козел, ниток на тебя не напасешься…

Под дружный хохот машина въехала во двор отделения милиции. Валентину провели в здание и оставили в кабинете с зарешеченным окном. Все это походило на дурной сон. Она не могла похвастаться тем, что точно знает, как должны в подобных учреждениях обращаться со свидетелями преступления, но ей казалось, что все происходит как-то не так. Больше всего это походило на самый настоящий арест.

Минут через десять-пятнадцать в коридоре послышался приближающийся недовольный голос:

— За каким хреном вы ее сюда притащили? Да плевал я на вашего усатого, он мне не указ! Что мне теперь с ней делать прикажете?

Второй голос что-то неразборчиво пробубнил в ответ.

— Показания, — явно передразнивая, протянул первый. — Везли бы к самому, у меня тут не гестапо.

Валентина вздрогнула. Похоже, что Забродов был прав во всем — кошмар только начинался.

— Ладно, попробую, — в ответ на неслышную реплику с неохотой сказал первый голос. — Да не ору я, не ору.

Он и в самом деле перестал орать. В коридоре еще о чем-то поговорили приглушенными голосами, и наконец дверь распахнулась. В кабинет, приветливо улыбаясь, вошел человек в милицейской форме. Насколько могла судить плохо разбиравшаяся в погонах Валентина, это был капитан. На лице его резко выделялся длинный и какой-то извилистый нос.

— Здравствуйте, — приветствовал он Валентину, усаживаясь за стол и доставая из ящика какие-то отпечатанные типографским способом бланки. — Я капитан Рябцев. Для вас Николай Сергеевич. Мне поручено вести ваше дело. Для начала позвольте извиниться за действия наших ребят — работа у них нервная, тяжелая, так и норовят помять бока правому и виноватому. Сначала маленькая формальность: ваши фамилия, имя, отчество, место работы и домашний адрес.