Невеста тролля

Оглавление

Поплутав в дебрях необычного дома Чиквасора, я через каких-то полчаса отыскал большую гостиную. Только я собирался войти, мимо меня на бешеной скорости пронеслись по воздуху труба и флейта, наигрывающие визгливыми голосами какую-то мелодию. Пока я хлопал ушами, они скрылись за поворотом, проявляя такую ловкость и грацию, словно всю жизнь только и летали, состоя в близком родстве со шмелями, мухами или стрекозами.

Чудо на чуде сидит, подумал я и оказался в гостиной. На мой тролльский взгляд, здесь была красотища. Такого не увидишь в Вороньем Глазе. Если бы даже там у нас нашелся собственный волшебник такого уровня, вряд ли ему хватило бы ума отгрохать этакие хоромы, украшенные резным деревом, всякими блестящими побрякушками, расшитыми гобеленами, шторами, занавесями. К такому надо иметь вкус, если вы понимаете, о чем я. Хоть Чиквасор и был, на мой взгляд, старее всех старых, соображения по части стиля ему не занимать. Один камин, в котором, как водится, потрескивают смолистые поленья, чего стоит, поглядите!

В общем, пока я глядел на этот камин и отдыхал глазами на его отделке, в гостиной что-то происходило.

– Магистр? – сказал я. – Магистр, я тут… в общем… немного набезобразил… То есть там, в бане вашей!..

И вот тут мне впору было начать делать то, что делали мои спутники. Вести себя неадекватно. Приведу пример. Стоит Магистр Чиквасор в самом углу гостиной и сердитым голосом отчитывает железного рыцаря с копьем и щитом. Не знаю уж, чем этот бедняга провинился перед магом, но он явно не был «молодым человеком», которого пора «научить наконец уважению к старшим». И сомневаюсь, чтобы этот рыцарь, как всем известно, пустой изнутри, мог пять минут назад разбить футбольным мячом окно в спальне. Что такое футбол, я не знаю и не верю, что сам рыцарь в курсе дела.

Другим примером был Рофиррик. Примостившись у окошка, он с выпученными глазами жевал край шторы, и в его намерения, несомненно, входило умять ее всю, не прибегая к помощи горчицы или томатного соуса. Челюстями королевский писарь работал с полнейшим самозабвением.

Что касается Бьянки, то ее поведение не вписывалось даже в ту картину, какую мне живописал ее несчастный папаша-король и какая была известна мне. Она стояла на голове посреди стола и издавала звук, больше всего похожий на долгое «у», изредка хихикая, точно ее щекотали под мышками.

Это что – новое развлечение моей невесты? Или все трое проводят здесь мистический ритуал? Все же люди – странные существа, боюсь, мне их никогда до конца не понять. Удерживать равновесие у Бьянки получалось великолепно, и возникал вопрос: не собралась ли моя суженая переквалифицироваться в гимнастки?

Однако все бледнело перед тем ошеломительным открытием, какое я сделал пару мгновений назад. Если заметили, я перестал заикаться. Я тоже заметил – и вообразите мое душевное и умственное состояние.

Чтобы обдумать сложившееся положение, я сел на пол. Пока я сидел (пока принцесса стояла на голове, пока Рофиррик жевал штору, пока магистр отчитывал рыцаря), моему взору предстал стеллаж с книгами. Я давно подозревал, что любой адепт Искусства просто обязан иметь кучу книг, содержащих Мудрость Веков, а тут, пожалуйста – часть Мудрости стоит в десяти шагах от меня. Вероятно, где-то в доме должна быть библиотека побольше, ибо такой маленький стеллажик неспособен удовлетворить жажду интеллектуала, но мне и этого было достаточно. Я хотел кое-что проверить. Способность читать настенные надписи натолкнула меня на устрашающее подозрение.

Добравшись до стеллажа, взял одну из книг, самую большую. Тролльская стойкость и немалое природное мужество помогли мне одолеть робость, и я открыл инкунабулу наугад, примерно в середине.

– …посему, так как все восемь граней стихий непременно переплетутся, мы обязаны совершить еще одну немаловажную, а очень даже важную манипуляцию, дабы скрепить положительным образом заранее согласованные координаты с эманациями Зефарода и Гемарода, чтобы при определенных циркумстанциях…

Вот до чего докатился Фплиф из Вороньего Глаза. До циркумстанций. Ни больше ни меньше. И это не считая Зефарода и Гемарода.

Дрожащей рукой я вернул книгу на место и пробежался взглядом по корешкам остальных. На каком языке были эти названия, я не имел представления, однако читал без труда. И главное – понимал. Понимал то, что в принципе мне от природы понять было не суждено.

На меня навалился огромный груз. Груз Знания. И в тот момент я, простой тролль-недоумок, осознал, каково это – быть ученым. Надо вам заметить, что чувство не из приятных. Может, дело в чересчур резком переходе, может, еще в чем-то, но повода для безудержной радости я не находил.

Рассчитывая, что магистр Чиквасор поможет мне во всем разобраться, я подошел к нему и попытался привлечь его внимание. Не тут-то было. Старикан так увлекся спором с пустыми доспехами, что не хотел замечать никого и ничего. После каждой своей обличительной реплики он подставлял к уху слуховую трубу в надежде расслышать ответ оппонента, но оппонент отмалчивался. Чиквасор кипятился еще больше.

Не зная, с какой стороны подобраться к нему, чтобы соблюсти деликатность, я так ничего и не придумал, рассердился сам, сграбастал ворчуна за шиворот и отнес на диванчик перед столом. Чиквасор что-то прокрякал, но сопротивления не последовало. Я усадил его на подушечки и занялся Рофирриком. Писарь ни в какую не хотел отдавать завоеванное. Хорошо, что проглотить кусок шторы не успел. Даже я с трудом вырвал у него «съедобный» трофей и присоединил Рофиррика к магистру. С принцессой все оказалось легко. Она явно не соображала, где находится, зачем и почему. Когда я посадил ее рядом со стариканом, Бьянка захихикала и задрыгала ногами, точно ей лет пять или шесть.