|
Оценить:
|
В хорошем теле
2
Свѣтъ лампы упалъ на спавшую на кровати жену Кондратія, и она, полуоткрывъ глаза, спросонья заговорила:
— Господи Іисусе! Что это такое!
— Нишкни, нишкни… Это я… Я только въ сундукъ хочу сходить, — сказалъ ей Кондратій, досталъ ключъ, прикрѣпленный у него на пояскѣ, отперъ висячій замокъ и открылъ сундукъ. На внутренней сторонѣ крышки сундука были налѣплены портреты генераловъ, вырѣзанные изъ какого-то иллюстрированнаго журнала, раскрашенная картинка дѣвочки съ котенкомъ на рукахъ, очевидно, съ крышки бонбоньерки. Кондратій, поставивъ лампу на табуретку около сундука, сталъ рыться въ сундукѣ.
Онъ вынулъ изъ сундука, лежавшую сверху, пеструю жилетку съ синими стеклянными пуговицами, затѣмъ новый картузъ, аккуратно сложенный «спинжакъ», запустилъ на дно сундука руки и изъ-подъ ситцевыхъ рубахъ извлекъ жестяную коробку отъ монпансье. Открывъ эту коробку, онъ положилъ къ имѣющимся уже тамъ деньгамъ полученную отъ мусорщика трехрублевку и сказалъ самъ себѣ вслухъ:
— Семьдесятъ восемь теперь должно быть… Семьдесятъ восемь…
Онъ хотѣлъ уже закрыть коробку, но подумалъ:
«Да такъ-ли? Семьдесятъ-ли восемь? Давай, посчитаю».
И тутъ-же, вынувъ деньги, медленно сталъ считать бумажки, усердно мусоля пальцы. Денегъ онъ, однако, насчиталъ восемьдесятъ одинъ рубль, еще разъ пересчиталъ и задумался.
«Откуда-же еще-то три рубля? Вотъ оказія! Кто-же еще-то далъ мнѣ три рубля? Вотъ это ловко! Неужто это я отъ кого-нибудь спьяна на праздникахъ?.. Да пьянъ я такъ, чтобы ужъ очень, не былъ».
— Дашь, а Дашь! — крикнулъ онъ было жену свою Дарью, чтобы спросить ее, не помнитъ-ли она что-нибудь объ этихъ трехъ рубляхъ, но тотчасъ-же опомнился и сказалъ себѣ мысленно: «Впрочемъ, что-жъ я! Все наше… А больше, такъ даже лучше».
Закрывъ коробку и запрятавъ ее опять на дно сундука, Кондратій прикрылъ все это жилеткой и пиджакомъ, заперъ сундукъ и задвинулъ его на прежнее мѣсто, бормоча:
— Восемьдесятъ одинъ рубль… Восемьдесятъ одинъ… Кто-бы это далъ мнѣ трешницу? Должно быть, я при получкѣ съ жильцовъ сбился. Генералъ изъ второго номера далъ мнѣ два рубля, чиновница — два, изъ колбасной лавки два… Рубль… полтора… рубль…
Онъ перебиралъ по пальцамъ, но сбился, зѣвнулъ и сбросилъ съ ногъ опорки.
Черезъ пять минутъ онъ лежалъ около жены на кровати, обернувшись къ ней спиной, и мечталъ:
«Какъ до двухсотъ рублей къ будущей зимѣ накоплю — сейчасъ-же себѣ енотовую шубы сошью — и знай нашихъ!»
II
Дворнику Кондратію не спалось. Онъ лежалъ съ открытыми глазами, щурясь на свѣтъ лампочки, и слышалъ, какъ шелестятъ полужесткими крылышками черные тараканы, собравшіеся около водопроводнаго крана, какъ попискиваетъ сверчокъ за печкой, пріютившійся на сыромъ, принесенномъ изъ бани, вѣникѣ, какъ сопитъ лежащая рядомъ съ нимъ жена, какъ чмокаетъ во снѣ губами грудной ребенокъ, какъ тикаютъ дешевые московскіе часы съ мѣшкомъ песку вмѣсто гири, какъ по временамъ всхрапываетъ его подручный Силантій, какъ бредитъ во снѣ землякъ, растянувшійся на полу на рогожѣ. Землякъ бредилъ какой-то телкой, раза три произнеся слова: «телка, лѣтошняя телка. Мартыхина телка». Кондратій улыбнулся и произнесъ мысленно:
«Нѣтъ, ужъ мы какъ тубу енотовую себѣ сошьемъ, о телкѣ мечтать не будемъ. Что намъ тогда телка? Опитеримся хорошенько, такъ плевать намъ и на деревню. Матушка помретъ, такъ зачѣмъ намъ деревня? Неужто я буду брату семьдесятъ рублей на работника въ деревню высылать? Лучше эти деньги здѣсь… Здѣсь они въ лучшемъ видѣ пригодятся. Запишусь въ мѣщане, да и шабашъ. А братъ какъ знаетъ.
„Пальто надо еще себѣ къ веснѣ сшить суконное съ костяными пуговицами“, — мелькнуло у него въ головѣ. — „А пальто-то я могу сшить не на эти деньги, что въ сундукѣ лежатъ, а на тѣ праздничныя, которыя получу на Пасхѣ. На Пасху тоже хорошо даютъ жильцы. Да и съ подрядчиковъ урву. Съ керосина урву, съ водопроводчика урву. А послѣ Пасхи ремонтъ по дому начнется. Опять подрядчики. Сегодня хозяинъ маляру говорилъ, что лѣтомъ домъ будетъ красить. Съ дома ужъ мнѣ маляръ долженъ дать основательно. А то ужасно мало даетъ. За домъ десять рублей долженъ дать. Меньше не возьму, потому и домъ и крышу будутъ красить. А на крышѣ мой надсмотръ. Хозяинъ на крышу не полѣзетъ окраску смотрѣть. Шутка-ли, сколько маляръ тутъ барыша возьметъ! Нѣтъ, братъ, дѣлись… Дѣлись съ дворникомъ, коли хорошо хочешь наживать. Дворникъ тебѣ мирволитъ, ремонтъ твой передъ хозяиномъ не хаитъ, лишнее позволяетъ къ счету приписывать, такъ ты и дѣлись. Лѣтось въ окнахъ переплеты въ семнадцатомъ номерѣ, ей-ей, только по разу онъ краской помазалъ, а въ счетъ поставилъ, что два раза. А я молчокъ… Вотъ и дай за молчокъ. Двери тоже по одному разу… А что далъ дворнику? Лѣтомъ пятерку, да вотъ на Новый годъ два рубля… Нѣтъ, я такъ разсуждаю, что и десять-то рублей нынче лѣтомъ съ него будетъ дешево взять. И съ кровельщика возьму лѣтомъ. А то, что онъ за святой? Вотъ рабочіе его ужъ сбрасывали снѣгъ съ крышъ, а что онъ мнѣ далъ? А нынче лѣтомъ передъ окраской будетъ починка крыши. Съ кровельщика тоже пятерку. Непремѣнно пятерку… Потомъ плотникъ… Хозяинъ говорилъ, что въ подвалѣ полы перестилать будемъ. Вотъ съ лѣсного двора я ничего не получилъ. Надо-бы сходить на лѣсной дворъ, гдѣ мы лѣсъ для ремонта беремъ. Должны дворнику дать. Беремъ со двора лѣсу не мало.
„Нѣтъ, я такъ, разсуждаю, что если праздничныя на Пасху, да ремонтъ, то я хоть и пальто себѣ къ веснѣ сдѣлаю, къ осени я все равно съ шубой. Ну, хоть не енотовую, такъ лисью справлю. А какъ пальто новое да шубу себѣ справлю, я ужъ и дровъ жильцамъ таскать не стану. Ну ихъ… Надо тогда быть ужъ настоящимъ старшимъ дворникомъ. Домовыя книги, участокъ, паспорты, — а остальное наплевать. Подручные пусть дрова таскаютъ и мусоръ выносятъ. Силантій говоритъ, что ему и теперь одному трудно — ну, тогда другого подручнаго возьмемъ. А то дворникъ при хорошей шубѣ, да вдругъ съ дровами или, еще того хуже, съ бадейками помоевъ на коромыслѣ! Не фасонъ!.. И при серебряной цѣпочкѣ и при серебряныхъ часахъ ужъ не фасонъ, а тутъ еще при шубѣ!“
