Дом шалунов

Оглавление

Но никто не откликался.

* * *

— Ау! — Громко несется по лесу крик.

Но тот, кому нужно во что бы то ни стало услышать это «ау», его не слышит.

Котя быстрым шагом идет все вперед и вперед. Мальчик сам хорошо не помнит, как он отделился от всех, как углубился в чащу. Его фуражка полна грибов, карманы — ягод. На душе у Коти сладко и легко. Давно он не чувствовал себя так, как сейчас. Это светлое, радостное настроение продолжается с той минуты, как он почувствовал себя среди огромных великанов-деревьев, среди веселых пичужек, букашек, грибов и ягод, которыми кишмя кишит лес.

Надо быть самому крестьянским мальчиком, чтобы понять то настроение, которое охватило Котю. Хорошо ему жилось в пансионе, начальство и товарищи любили его, он чувствовал себя там, как дома, но в лесу, на воле, было еще лучше, еще радостнее.

И он торопился насладиться этой радостью, погулять вволю, чтобы вернуться вовремя к обеду, к месту, где расположились его друзья.

Бодрый и веселый, легко подпрыгивая на ходу, он перебегал от гриба к грибу, от ягодки к ягодке. Когда картуз его был уже полон ими, Котя перестал собирать грибы, пошел тише и затянул песенку. Песенка была все та же, далеко не крестьянская песенка, которая неведомо откуда и как запомнилась Коте:

Ты — мое солнышко жаркое,
Ты — мой серебряный луч,
Утро весеннее, яркое,
Ясное утро, без туч!

Мальчик мой, крошка прелестный,
О, как люблю тебя я,
Пташка моя поднебесная,
Радость, утеха моя!

Эту песенку Котя как-то запел в пансионе. И тогда мальчики окружили его и забросали вопросами:

— Откуда ты знаешь такую прелесть?

— Это совсем не деревенские слова, не деревенская песня!

— Где ты ее слышал?

Но Котя не мог сказать, где он слышал песню, а так как мальчики не переставали расспрашивать его о ней, то он и перестал петь ее в пансионе. Зато здесь, в лесу, он затянул ее с особенным наслаждением. Здесь он был один. Никто не мешал ему. Котя шел и пел, а в его мыслях мелькала та странная, прекрасная, с белыми, мягкими руками женщина, которая всегда появлялась перед ним, как только он начинал свою песенку или погружался в свои мечты.

Довольный и радостный, он шел все вперед и вперед, не замечая, как деревья в лесу становились чаще и чаще. Стало как-то темнее сразу. Лес заметно загустел.

— Ну, баста! Пора обратно, — произнес Котя, заметив вдруг, что зашел слишком далеко.

— Поверну назад. Может, костер еще горит, и по дыму найду к нему дорогу.

И он взглянул в направление, где должен был показаться над деревьями дымок костра.

Но дымка нигде не было видно. Не находил Котя и тропинки, по которой он забрел сюда. Одна только чаща теснилась кругом. Огромные деревья уходили в небо. Птицы замолкли. Начинало темнеть. Вечер подкрадывался незаметно.

Легкая дрожь пробежала по телу Коти. Он бросился направо.

Темная чаща неприветливо встретила его колючими сучьями. Тогда он направился налево.

Та же густая, непроходимая чаща, безмолвная и угрожающая.

Рванулся вперед.

Все то же.

Тогда мальчик в ужасе понял, что он заблудился.

Холодом повеяло на него от темных деревьев. В отчаянии он схватился за голову и дико вскрикнул на весь лес:

— Сюда! Ко мне! Скорее! — И чутко прислушался.

Где-то хрустнула ветка. Потом другая. Еще и еще захрустело что-то уже ближе, яснее.

Кто-то точно прокладывал себе дорогу, хрустя хворостом под ногами.

— Сюда! Ко мне, здесь я! — еще громче закричал Котя, надеясь увидеть кого-либо из мальчичов, гувернеров или Степаныча.

Сухой лист зашуршал совсем близко под чьими-то ногами. Котя уже решил, что к нему подоспевала помощь.

Полный радостного волнения, он рванулся вперед навстречу еще невидимому другу. Кусты быстро раздвинулись под сильными руками и… Котя вскрикнул, выронил из рук картуз с грибами и отпрянул в сторону…

* * *

Перед ним был дядя Михей. Его маленькие глазки горели злобною радостью, рыжие усы щетинились, рот кривился усмешкой. Он схватил мальчика и зашипел в самое ухо Коти:

— Ага! Наконец-то ты мне попался, голубчик! Наконец-то удалось схапать тебя! Давно я выслеживаю тебя, ангельчик! Спасибо доброму человеку, сказал про бумажку, которая обозначала, где мне искать тебя! Наш лесовский грамотей прочел, пришел и сказал мне, что в Дубках ты. Вот и опять свиделись. Небось, не рад, поди? А и впрямь, что радоваться! Теперь я тебя, голубчика, взаперти держать буду, в конуре собачьей, голодом морить. Бить буду кажинный день по два раза. Искалечу тебя, чтобы ты не убег в другой раз! А теперь ступай за мной. И гляди ты у меня. Бежать не моги. Забью до смерти, коли поймаю!

И все еще цепко держа за руку Котю, чуть передвигающего ноги от ужаса, Михей поволок его за собою.

Холод охватил душу мальчика. Он чувствовал, что Михей исполнит свою угрозу, что от этого жестокого, бессердечного человека пощады ждать нельзя. «Живым из его рук теперь не вырваться», — с тоскою и болью подумал Котя. И тут же вспомнил милых товарищей, доброго Макаку, проказницу Женю и того злого мальчика, из-за которого ему теперь приходится снова попасть в страшные руки дяди Михея. И вот в его мыслях промелькнуло то, что ожидало его в деревне: голод, заключение, побои, истязания. Новым ужасом наполнилось бедное сердечко Коти.

«Нет! Нет! Лучше умереть в лесу голодной смертью, нежели оставаться в руках своего мучителя!» — пронеслось в его голове и, не помня себя, он неожиданно наклонился к державшей его крепко руке Михея и, прежде чем тот успел опомниться, изо всех сил укусил его за палец. Михей громко вскрикнул от боли и выпустил руку Коти. Этого только и надо было мальчику.