|
Оценить:
|
Ночевка
2
— Старая крымза! — обругался Андроныч вполголоса.
В отворенное окно было слышно, как шлепали босые ноги, беззубый старушечий шопот и возгласы: «Савельюшка, да вставай же! Где у нас спички-то?.. Савельюшка?» Неизвестный Савельюшка, очевидно, спал как зарезанный, и не подавал признаков жизни. Старухе надоело его будить, и она принялась сама разыскивать спички, охая и причитая.
— Да вот тебе спички, бабушка, — заговорил Андроныч, подавая спички в окно. — Да шевелись поскорее… Кони пристали и барин вон спит в повозке.
В избе затеплился огонек, и поднялись новые оханья и причитанья. Андроныч плюнул от нетерпения и пошел к воротам. Старуха долго возилась около засова и едва его вытащила. Старые ворота с покосившимися полотнищами распахнулись, как беззубый рот, и моя повозка въехала наконец во двор. На улице и по тракту стояла пыль столбом, а во дворе была такая грязь, точно мы заехали в болото. Даже лошади остановились, увязнув по колено в навозе.
— Куда это ты меня завез? — накинулся я на Андроныча. — И лошадей утопил, и экипаж не вытащить…
— Да они, подлецы, сроду не чистили двора-то! — ругался, в свою очередь, обозлившийся Андроныч. — Прямо, как помойная яма…
Он сдернул с крыши громадного навеса драницу и бросил ее мне, чтобы перейти от засевшего в навозе экипажа в избу. Воздух был невозможный. Я кое-как перебрался на крылечко и вошел в низкую избу, такую грязную, что страшно было сесть на лавку. Старуха сидела у стола и дремала. Оплывшая сальная овечка горела около нее в облепленном разной гадостью железном подсвечнике. Я с тоской оглядел всю избу, напрасно отыскивая уголок, где бы можно было прилечь.
— А я думала, обоз пришел… — ворчала старуха.
— Да ведь ты видела, бабушка, что не обоз, так о чем тут разговаривать. Нельзя ли самоварчик…
— Ну вот, ставь еще самовар вам… Ежели бы обоз… Беспокоят добрых людей… Обозные-то сколько одного сена возьмут, овса, а то один самовар…
— Не буду же я есть сено для твоего удовольствия!..
Пока мы так перекорялись со старухой, в дверях показался Андроныч, и я опять накинулся на него.
— Куда ты меня завез, Андроныч?.. Разве можно ночевать в этой помойной яме?
— И ступайте с богом, откудова приехали… — ворчала старуха. — Самовар еше вам ставь… Спирьку спрашивают, а Спирька три года как помер.
Между старухой и Андронычем завязался довольно оживленный диалог, закончившийся настоящей ссорой. Ничего не оставалось, как убираться из этой проклятой помойной ямы, в которой мы потеряли битый час.
— Ну, Андроныч, ты выезжай на улицу, а я пойду сам отыскивать квартиру, — решил я.
— Вот язва сибирская! — ругался Андроныч.
— Ах ты гужеед! — ругалась старуха.
II
Оставив Андроныча ругаться со старухой, я отправился разыскивать квартиру. О тротуарах, конечно, не было помину, и, чтобы не сломать шею, я отправился серединой улицы. Но и тут приходилось постоянно натыкаться на какие-то камни, точно их подкидывала мне под ноги какая-то невидимая рука. Раза два я делал отчаянные курбеты, как лошадь на скачках с препятствиями. Как на грех, ночь была темная, а фонарей не полагалось, как и тротуаров. Я брел по улице буквально ощупью, высоко поднимая ноги и ощупывая каждый раз место, на которое ставил ногу. Как ездят по такой проклятой дороге? В душе у меня закипело озлобление. Вот уже целый час потерял… Точно в ответ на мои мысли в десяти шагах от меня тонко зазвенела чугунная доска ночного сторожа. Это был спасительный, братский призыв погибающему…
— Эй, сторож, где ты? — обратился я к окружающей тьме.
— Я здесь… — ответил невидимый голос совсем близко.
— Вот что, голубчик, где бы найти квартиру, — взмолился я. — Мне только лошадей поставить, а спать я буду в экипаже…
— Да вот сейчас… У Перфенаго постоялый двор, вот за углом.
— Да нас старуха выгнала оттуда…
— Ах язва!.. Ну, так вот сюда пожалуйте…
Приглашавший меня голос показался мне необыкновенно симпатичным, а в уме мелькала торжествующая мысль: вот ужо я дураку Андронычу, как ищут квартиры!
— Сюда, сюда… — манил меня сторож. — Тут канавка, так вы осторожнее…
Я перебрался через канавку и чуть не стукнулся лбом в забор. Старичок-сторож сидел на приступке какой-то деревянной лавчонки. Я готов был обнять его, как Робинзон обнимал Пятницу.
— Бог с ней, со старухой, — успокаивал меня сторож, поднимаясь. — Известно, баба — разе с ней сговоришь… А постоялый двор Уксенова вот сейчас.
— Где?
Сторож подошел к забору и стукнул в него: «здесь». «Отлично, а мой Андроныч еще раз дурак…»
— Да я сам разбужу Уксенова, — вызвался сторож и на мгновенье исчез в какой-то щели, отделявшей лавку от забора.
Я слышал, как он завяз где-то в досках и царапался ногтями, как кошка. Потом послышался угнетенный вздох, и из щели ответил знакомый голос:
— Ах, прах его побери!.. Раньше-то в заборе доска одна выпала, собаки лазили, ну, я и думал пролезть в дыру-то. Ах ты, грех, какой, подумаешь…
Старик с трудом вылез из щели и сейчас же дал совет:
— Вот что, барин… Сейчас, значит, вы обогнете лавку, потом все вправо, вправо и сейчас, например, новые ворота: это и есть самый Уксенов. Новые ворота… все направо…
— А собак нет около лавок?
— На цепях собаки-то, а ты все, напримерно, вправо забирай. Рукой подать.
Нечего делать, пришлось воспользоваться этим коварным советом, в чем я так быстро раскаялся. В провинции все лавки и торговые помещения оберегаются злющими псами, и поэтому я старался итти самой серединой прохода между лавками, забирая вправо. Это было довольно рискованное путешествие, потому что с обеих сторон визжали блоки, гремели железные цепи, и на меня с удушливым лаем бросались нарочито обозленные торговые псы. «А что, если порвется цепь или лопнет блок?.. Нет, лучше не думать…» Еще раз направо и желтым пятном смутно обрисовались новые ворота. Ну, слава богу! Только я сделал несколько шагов к воротам, как мне навстречу грянул громадный пес, коварно стороживший меня. Что произошло дальше — я плохо отдаю отчет. Конечно, я бросился бежать, подгоняемый удушливым лаем гнавшегося по пятам цербера. Где я бежал и как спасся от зубов челябинского злейшего пса — не помню, но только я, в конце концов очутился опять на той же улице, по которой шел раньше. Я узнал ее по камням. Возвращаться к коварному сторожу, пославшему меня на растерзание, конечно, не стоило, и я уныло поплелся по улице вперед. От необычно-быстрого бега просто дух захватывало, и я ругал опять Андроныча вместе с проклятой старухой, проклятым сторожем и проклятыми торговыми псами.
