Траттория студентов

Оглавление

С Нагорной Троицы далекой
Колоколов плывет хорал.

Я гасну телом, никну духом,
Тускнеет ум, мутится взор;
И этот звон гремит над ухом
Неотвратимый приговор.

И — не касаясь, но сжигая —
В объятья призрака маня —
На ложе пытки вновь меня
Влечет она, мечта нагая,
И в упоительном бреду
Зовет «приди», и я иду…

Это приблизительно; у него слова были мудренее и слов много больше, но смысл тот самый. Я перевел это через месяц, по просьбе автора, и за то был допущен в «Лазурную Жабу», только черной мессы там никакой не оказалось…)

Похлопали. Половой раздал сор-эджистову марсалу; сквозь чоканье я расслышал такое замечание одного соседа другому:

— При чем тут гашиш? Дело житейское.

Все его расслышали, и долго хохотали, и Энрико Ромуальди с ними.

…В харчевню вошел человек без пальто, в костюме между приличным и трепаным, снял шляпу и начал натасканным тоном уличного продавца специальных открыток:

— Господа, прошу позволения произнести несколько слов перед этой illustre assemblea.

Воцарилось молчание.

— Слово принадлежит onorИvole неизвестному, — сказал сор Эджисто, даруя вошедшему депутатский титул.

— Синьоры, — начал неизвестный, — вы сочли бы человеком неблаговоспитанным и даже не джентльменом того, кто бы осмелился заглянуть в ваш карман или попробовал бы выпытать у вас сведения о сумме, какую ежемесячно предоставляют в ваше распоряжение почтенные ваши родители или законно заменяющие таковых лица. Но я, не покушаясь на такой непристойный образ действий, просто и искренно позволю себе напомнить вам, что, какова бы ни была эта сумма, ее роковым образом хватает студенту не на месяц, а только на три недели.

— Совершенно верно, — поддержала аудитория, а сор Эджисто кивнул головой.

— Роковым образом, говорю я, ибо, если увеличить эту сумму для каждого студента на недостающую треть или, если угодно, четверть, то получится то же самое, то есть три недели веселого житья и одна неделя migragna.

— Evviva la migragna!

— При всем почтении не могу согласиться. Напротив, долой, abbasso la migragna. Из-за нее у студента воротнички из белых становятся серыми, истрепанные брюки не заменяются новыми, модисточку нечем угостить, и она переходит к художнику. Nossignori, migragna — вещь неприятная… и вместе с тем неизбежная. Но я, синьоры, пришел предложить вам спасительное средство для уничтожения этого недуга! Прошу внимания.

— Внимание, господа, это интересно.

— Синьоры, как бы вы ни относились к правительству, вы должны признать, что им создано одно безукоризненно благотворительное учреждение. Я имею в виду институт, именуемый официально Горою Милосердия и служащий для выдачи ссуд под заклад предметов обихода. Не буду распространяться о достоинствах этого института, ибо имею честь говорить перед молодежью образованной — и опытной. Я перейду прямо к моей задаче. Моя задача: выяснить, путем чистой дедукции, свойства идеального предмета, наиболее подходящего для залоговой операции. Во-первых, это не должен быть предмет первой необходимости, под каковым определением я понимаю предмет, выставляемый обыкновенно на вид окружающему обществу: это не должно быть ни новое пальто, ни золотая цепочка, ни дорогие запонки, ни кольцо, ибо такие заметные предметы самим своим фактом своего внезапного отсутствия подчеркивали бы состояние миграньозности, тогда как наша цель — уничтожить оную. С другой стороны, идеал закладываемого икса не должен, однако, быть и совершенно бесполезным предметом: например, если это — золотая лицейская медаль, то однажды попав на вершины Горы Милосердия, она там и останется навеки. Необходимо, чтобы в самом предмете заключалось побуждение к скорейшему выкупу. Правильно ли я рассуждаю?

— Правильно, — отозвался один голос.

— Но слишком распространенно, — отозвался другой.

— Я приближаюсь к окончанию, синьоры. Мне осталось сделать еще одно указание относительно свойств искомого идеального предмета: он не должен быть слишком дорогим. Если под него Гора Милосердия будет выдавать слишком большие суммы, то цель наша — уничтожение «миграньи» — не будет достигнута, потому что предмет такой цены, раз заложенный, уже нелегко выкупить, и в конце ближайшего месяца наш студент окажется опять «в зеленом состоянии».

— Покороче.

— Я кончил, о синьоры. Мы вывели такой рецепт для получения требуемого идеала: предмет не первой необходимости, но и не излишний, и притом не слишком дорогой. Что же это за предмет?

— Носовой платок? Подтяжки? — попытались сострить слушатели.

— Нет. Часы! Позолоченные — но отнюдь не золотые. Их отсутствие не бросается в глаза, ибо часы носят в карманах; значит, их отсутствие не будет компрометировать студента, как компрометировало бы отсутствие цепочки. Необходимость же часов для студента есть понятие относительное. Если студент и опоздает на лекцию, это не беда. А на свидание он все равно не опоздает. В то же время за серебряные позолоченные часы на Горе Милосердия дают от тридцати пяти франков — сумма, которой вполне достаточно на приличную жизнь в течение одной недели.

— Уфф! — закричал сор Эджисто, — показал бы нам прямо часы и сказал бы, сколько они стоят, вместо всей этой философии. Ну, вытаскивай их из кармана.

— Извольте, — ответил неизвестный. — Я удивляюсь проницательности почтенного хозяина. Вот часы, идеальные серебряные позолоченные часы, в продаже стоящие сто франков и на Горе Милосердия ценящиеся в тридцать пять. Я уступаю их за пятьдесят франков и на условиях самой выгодной рассрочки.