Вильгельм Телль. Соч. Шиллера

Оглавление

И у наместника потребую назад
Родительских очей, – иль у клевретов
Их вырву сам… —

между тем как в оригинале сказано: «я потребую у наместника родительских очей; я сумею выискать (найти) его (то есть наместника) среди всех его оруженосцев». Г-н Миллер слово: ihn (его) отнес к слову Auge (глаз), забыв, что Auge по-немецки среднего рода и требовало бы местоимения: es . Что̀ за отчаянный человек, как подумаешь, этот Мелхталь! У всех клевретов намерен глаза повыдергать! Уж не хотел ли г. Миллер придать энергии характеру Мелхталя? Далее: на стр. 41 в переводе сказано: «В лесах свободных дичь переведут»; а у Шиллера сказано: «запретят нам в лесах охотиться по дичи», то есть будут сберегать дичь для себя, как это делалось тогда в Германии, а вовсе не переводить. Г-н Миллер не понял значение слова bannen, которое здесь значит не «изгнать», а «наложить запрещение». Такие детские ошибки непростительны. Слово Reich (империя, то есть германская) он переводит словом «государство» (на стр. 40), и т. д. и т. д. В переводе г. Миллера нет никакого характера, никакой энергии; стих его относится к стиху Шиллера, как самые бледные водяные краски к масляным. Г-н Миллер передает нам не мысли Шиллера, но общие места, похожие на эти мысли. Вот пример: в оригинале сказано:

Каждому существу дано
Оружие в тоске отчаяния:
Измученный олень останавливается и показывает
Собакам свои страшные рога, —

а у г. Миллера:

Не каждому ль животному дано
Орудие для собственной защиты?
Олень рогами угрожает псам…

Мы выбрали наудачу первые попавшиеся стихи. Положим, что здесь, как в описании, подобное отступление не так еще важно, но вся драма так переведена: с описаний Шиллера сняты краски, – из речей выжат сок.

И против русского языка попадаются погрешности. На стр. 19: «вам от дела б лишь отхлынуть»; «лень в горах проветривать »; на стр. 65: сколозить; зыбкие скалы (на стр. 64); беспрестанно что вместо который … Впрочем, этих ошибок не так-то много; вообще г. Миллер пишет гладко и легко. Но ошибок против смысла подлинника не перечтешь. Например, г. Миллер переводит (на стр. 41) следующий стих Шиллера: «О, научись же чувствовать, к какому ты принадлежишь поколенью» (народу) вот так:

О, вспомни, вспомни род свой знаменитый! —

между тем как Аттингаузен тут же говорит племяннику, что происхождением нечего гордиться! В другом месте г. Миллер переводит следующие два весьма важные стиха, – важные потому, что в них выражается весь характер Телля:

Тогда только наслаждаюсь я вполне жизнью,
Когда я ее каждый день снова себе завоевываю, —

вот каким пошлым образом:

Я тогда лишь жизнью
Своею наслаждаюсь в полной мере,
Когда, что день, то новые труды…

На стр. 11 г. Миллер заставляет Телля, представленного у Шиллера набожным и простосердечным человеком, говорить рыбаку Руоди, который боится поплыть через озеро, потому что «нынче день Симона и Иуды», —

Оставь свои пустые предрассудки, —

между тем как у Шиллера сказано:

Полно тратитьслова понапрасну.

Далее у Шиллера Гесслер приказывает бедной Армгарте посторониться «не то, – говорит он, – я забудусь и сделаю то, в чем буду потом раскаиваться». Но г. Миллер, вообразив, что Гесслер совершенный злодей {7} и недоступен раскаянью, переводит так (на стр. 122):

Или я
Забудусь, и тогда ей будет худо.

В песенке охотника (на стр. 4) находится чрезвычайно неприятная ошибка; у Шиллера сказано:

Под ногами у него море туманов;
Он уже не различает земных жилищ (городов), —

а у г. Миллера:

Внизу под ногами туманное море;
В нем тучи гуляют в раздолье в просторе…

Когда же тучи гуляют в туманах, да еще в раздолье?

Далее в подлиннике читаем: «там, где дух еще смел и свеж, а сердце не испорчено», а у г. Миллера:

Где
Свободен дух и сердце не страдает …

и т. д. и т. д. Мы недаром сказали, что подобных ошибок не перечтешь…

Из всего сказанного следует, что перевод г. Миллера только потому не дюжинный, что у нас на Руси далеко не все так называемые литераторы умеют писать сносным языком. Несмотря на совершенное отсутствие всякого истинно художественного достоинства в произведении г. Миллера, его книгу прочтут, как мы сказали выше, многие. Попытка его может, сверх того, принести еще ту пользу, что мы теперь уже вправе требовать от будущего переводчика Шиллера (так же, как и от будущего переводчика «Фауста») трудов более совестливых и отчетливых, большего поэтического таланта, потому что они уже лишены предлога «ознакомить читателей» с этими произведениями: читатели уже ознакомлены… правда, посредством плохих переводов, но переводчики, подобные Жуковскому, появляются слишком редко. Жертва богу безвкусия и пошлости принесена; мы признаем ее необходимость и не радуемся ей; но бог красоты и изящного теперь вправе ожидать более достойных приношений, и дело критики – пропустив скрепя сердце одного самозванца, не пропускать других. Круг читателей средней руки с наслаждением прочтет перевод г. Миллера, сразившегося с другим «великаном Германии» и поразившего, впрочем, не его одного, но и нас, грешных… Между тем… вспомнив бессмертные создания г. Молчанова, Куражсковского, Славина и иных, {8} мы, право, не можем не похвалить г. Миллера хоть за то, что он знает грамматику, правила стихосложения и не уродует бедного русского языка.