Апология здравого смысла

Оглавление

— Надеюсь, что мои рукописи никого не породили, — улыбнулся Короедов. — Или убийца появился только после того, как я начал об этом писать? По-моему, таких серийных маньяков в нашей стране, увы, очень много.

— Да, — сдержанно согласился Дронго, — их действительно хватает. В последнее время развелось слишком много людей с явными отклонениями от нормы.

— Это общая проблема человечества. Хотя я лично не вижу в этом ничего необычного. Законы биологии. Слабейшие отсеиваются, выживают сильнейшие. В дикой природе этот принцип торжествует, а в человеческом обществе он нивелируется нашей цивилизацией. Возможно, появление таких маньяков — это вызов природы нашему сытому обществу, нашему благодушному спокойствию. И в конце концов отсеиваются самые слабые особи. Я не слышал, чтобы напали на дочь или супругу какого-нибудь губернатора, высокопоставленного чиновника, депутата или министра. Они ездят в хороших автомобилях с надежной охраной, не гуляют по ночам в парках, не бегают по пустым улицам наших городов. Они надежно защищены. Вы слышали, чтобы какую-нибудь женщину изнасиловали и убили на Рублевке, хотя насилуют каждый день много людей, как мужчин, так и женщин? Но это уже вопрос нравственности, а не биологии. И смертность довольно высокая. От передозировки наркотиков, от автомобильных аварий, от переедания, если хотите, от приема виагры, когда умирают во время сексуальных контактов. Сколько хотите случаев. Но они опять связаны с разложением нравственного состояния нашего общества, а не с биологическими законами выживания. Слабейшие отсеиваются на другом этапе и в других местах. Каждому свое. Что позволено Юпитеру, не дозволено быку. Так, кажется, говорили древние.

— У вас целая теория, — усмехнулся Дронго, — и хотя я не совсем с вами согласен, но, кажется, понимаю ход ваших мыслей. И не могу согласиться с торжеством законов биологии в наших цивилизованных условиях. Кажется, Эдисон считал, что важнейшая задача любой цивилизации — это научить человека мыслить. А мыслящий человек не может жить по законам дикой природы.

— Я могу привести два других высказывания, — парировал Короедов. — «Цивилизация — ужасное растение, которое не растет и не расцветает, пока его обильно не поливают кровью и слезами», — сказал кто-то из великих. А парадоксальный Ривароль считал, что «самые цивилизованные нации так же близки к варварству, как отполированное железо к ржавчине. Народы похожи на металлы, весь блеск их снаружи».

— Хорошее высказывание, — кивнул Дронго, — но я предпочитаю жить в цивилизованном государстве, а не в условиях торжества законов дикой природы. А вы? Ведь, согласно вашей теории, вы должны были стать одним из «обреченных». В вашем положении.

Короедов улыбнулся.

— Это нечестный прием, — сказал он почти весело, — но вы правы. Действительно, выживает сильнейший. А я в таком положении, что меня нельзя назвать образцом человеческого тела. Но даже в дикой природе имеет значение ум, приспосабливаемость, ловкость, изворотливость и в конечном итоге выживаемость. Можно мимикрировать, можно менять окраску, можно сливаться с землей, как делают многие животные. У каждого свой опыт выживания, господин Дронго.

— Да, — согласился он, — возможно, вы правы. Жаль, что вы не сохранили эти рукописи. Насколько я знаю, вы недавно вернулись из Киева.

— Да, я был там на научном симпозиуме. Кстати, в Интернете есть фотографии с этого форума. Вы можете их просмотреть. Чтобы еще раз убедиться в моем алиби. Несмотря на свою инвалидность, я продолжаю активную научную деятельность.

— Я не сомневаюсь в вашем алиби, — ответил Дронго. — Разрешите, мы оставим вас и не будем вам больше докучать.

Они поднялись. Короедов развернул свое кресло в сторону коридора, пропуская гостей. Дронго и Вейдеманис вышли в коридор, подошли к входной двери.

— Извините, что мы вас побеспокоили, — сказал на прощание Дронго, — надеюсь, вы понимаете наши мотивы.

— Разумеется. Вы еще поступили достаточно благородно. Вы же не знали, что я встречу вас, сидя в этом кресле. Убаева нарочно не сказала вам об этом, чтобы вы сами во всем убедились. Вы могли позвонить в милицию или в прокуратуру и прислать сюда следователя. А решили приехать сами и все проверить лично. Вы храбрый человек, господин Дронго.

— У меня такая профессия, — вздохнул он. — Можно я задам вам последний вопрос?

— Конечно.

— Какая у вас группа крови?

Короедов широко улыбнулся, развел руками.

— Понимаю, что мои протезы вас не убедили. Вы все-таки считаете, что иногда я их снимаю и летаю. Или надеваю сапоги-скороходы. Только подобное случается в сказках. У меня вторая группа крови, — сказал он, — если это вам пригодится.

— Спасибо. И до свидания.

Дронго вышел из квартиры первым. За ним вышел молчавший до сих пор Эдгар Вейдеманис. Дверь за ними захлопнулась.

Они молча спустились на первый этаж. Вышли из подъезда.

— Кажется, это самое большое разочарование за все время нашей совместной деятельности, — негромко прокомментировал Эдгар. — Зачем ты спросил его о группе крови? Ты думаешь, что он может в таком положении нападать на женщин? Ты в это веришь?

— Не знаю. Я уже ничего не знаю, — мрачно ответил Дронго. — Если честно, то, конечно, не верю. Он не только бегать, но и ходить нормально не должен.

— А Маресьев летал, — напомнил Вейдеманис.

— Он явно не Маресьев, — отрезал Дронго, — и я понимаю, что мы опять ошиблись. Но я не верю в совпадения, о которых он говорил. И еще. Мне не совсем понятна его мотивация. Почему он так перепугался, когда выяснилось, что в его рукописях есть совпадения с двумя предыдущими преступлениями? Ведь в его положении смешно чего-то опасаться. У него абсолютное алиби. Но он звонит сначала Василевской и просит ее через Убаеву забрать рукописи. И даже копию, которая оставалась у Оленева. А потом их быстро уничтожает. Почему? Я не понимаю мотива его действий. Почему он так спешил избавиться от этих рукописей? Что в них было такого страшного, что он решил от них избавиться?