Год обезьяны

Оглавление

— Зачем ты приехал сюда снова? Неужели ты думаешь, что теперь можно повторить то, что произошло уже дважды? Но Наташа не такая, как мы с Верой. Она совсем другая… И ты уже стар для нее…

— Какие глупости ты говоришь. Я приехал сюда как следователь, чтобы разобраться в том, кто убил нашего дипломата. И последней там была Наташа, твоя внучка. И я уже два дня делаю все, чтобы спасти ее и не подставлять под гнев моих соотечественников. А ты считаешь, что я только и мечтаю, как переспать с твоей внучкой.

— Она не была последней, — сразу сказала Марина, — ты ведь знаешь, что она не была последней…

— Да, мне все рассказала твоя дочь. Они поехали туда вместе. Сначала поднялась Наташа, а уже потом, когда она вернулась, наверх поднялась Вера. Представляю, как она нервничала, ведь Наташа вернулась в машину вся в слезах.

— Ты все знаешь? Видимо, у вас такие устойчивые традиции, — нервно произнесла Марина, — приезжать в наш город и встречаться с нашими женщинами. Внучка моей сестры ждала от него ребенка, и Наташа поехала, чтобы все ему объяснить.

— В подобных случаях лучше не вмешиваться в отношения двоих людей, — сказал Муслим.

— Она лежала в больнице и не могла сама поехать, чтобы поговорить. Неужели ты ничего не можешь понять? Наташа выросла вместе с ней, дружила с ней, считала ее почти родной сестрой. И она поехала туда в надежде как-то образумить этого парня. А он фактически выгнал ее из своей квартиры. И тогда к нему поднялась Вера, которая сказала ему все, что нужно было сказать. И чего никогда бы не смогла сказать сама Наташа.

— Я примерно так и подумал.

— Только Вера его тоже не убивала, — сразу добавила она, — если ты подумал об этом. Она слишком известный в городе человек. Депутат, начальник управления. Одним словом, она его точно не убивала.

— Следователь не знает, что Вера Дмитриевна была в этой квартире, — мрачно произнес Муслим, — он даже об этом не подозревает. Но он может узнать, и тогда у Веры не будет никакого алиби.

— У нее в любом случае будет неопровержимое алиби в том, что она никак не могла его убить, — твердо произнесла Марина. — Как раз насчет этого ты можешь не сомневаться.

— Почему ты так уверена?

— Я знаю, что говорю. Где ты остановился?

— В «Октябрьской»…

— Паршивая гостиница, — неодобрительно сказала она, — хотя недалеко от нашего старого дома на Суворовском проспекте…

Он вдруг вспомнил ее слова из далекого восьмидесятого года. Она сказала, что точно знает, какие номера прослушиваются, и добавила: «Меня отозвали только на время. Я живу здесь недалеко, но на самом деле чаще бываю в других местах». Она тогда так и сказала, что живет недалеко, но потом, в девяносто втором, он не вспоминал эти слова. Его встреча с Мариной Борисовной казалась каким-то нереальным сном, событием, которого в принципе не могло быть, а значит, и не было. Но Вера ему понравилась. Она ему понравилась настолько, что он действительно готов был ее увезти куда угодно. Готов был забрать ее с собой в Баку.

— Неужели ты хочешь снова приехать ко мне в номер? — спросил Муслим.

— Все-таки не удержался и наговорил мне гадостей, — хмыкнула Марина. — Если я старше тебя на десять лет, то это не значит, что я уже старуха. В Германии у меня был друг, который был моложе меня на девятнадцать лет…

— Ты совершенствуешься, — не без иронии отметил он.

— Опять колкость? Я говорю тебе правду. И, конечно, к тебе в гостиницу я не приду. Ты теперь уже не мой идеал. Постарел, превратился в унылого брюзгу, кажется, у тебя даже появилась небольшая плешь. Нет, таким ты мне почти не нравишься. Только как воспоминание о прошлом.

— Зато ты хорошо сохранилась. Очень хорошо. Как будто и не было двадцати четырех лет.

— Хирургия творит чудеса, особенно немецкая, — усмехнулась она. — Это все уже не настоящее и никогда настоящим не будет.

— Ты могла бы этого мне не говорить.

— Зачем? Я не скрываю свой возраст. Мне комфортно и очень хорошо жить так, как я сейчас живу.

— А твоей дочери?

— Это вопрос ее личного выбора. В любом случае я считаю, что помогла ей сделать такую блестящую карьеру. А для женщины это совсем не плохо.

— Для женщины гораздо лучше иметь семейное счастье. Для любой женщины, Марина. И ты должна была знать это лучше других.

— Не смей говорить мне об этом. Она тебя так любила, так ждала. А ты просто ранил ее сердце. И давай на этом закончим, иначе я тоже сорвусь и наговорю тебе кучу неприятных слов.

— Я не думал, что мы так встретимся.

— А я обязана думать. Сейчас ты вернешься в отель или отправишься ужинать. А я должна думать, как успокоить Веру. Представляешь, какое для нее потрясение — узнать, кто именно был другом ее матери. Такие удары трудно пережить спокойно.

— Когда мы с тобой встречались, она училась в школе…

— Да, — согласилась Марина, — это действительно так. Ей было тогда шестнадцать. Но от этого ей не легче. К тому же не забывай, что сейчас она более всего озабочена проблемой безопасности своей дочери. Она должна не столько доказать следователю невиновность своей дочери, сколько защитить ее от возможного преследования и мести твоих земляков. А это две разные задачи, Муслим. В любом случае, чем быстрее ты закончишь это расследование, тем быстрее уедешь. И мы будем знать, что нашей Наташе ничего не угрожает.

— Я попытаюсь ей помочь, — предложил Муслим, — но я должен быть точно уверен, что твоя дочь тоже не наносила этот роковой удар.

— Ты можешь быть в этом абсолютно уверен, — несколько загадочно произнесла Марина Борисовна и повернулась, чтобы пройти в зал ресторана.