|
Оценить:
|
Достойный любви
5
Густые брови Ната поползли вверх, глаза заискрились. Вид у него был самый что ни на есть залихватский.
— Больше всего на свете люблю шоколадное мороженое. А еще обожаю леденцы, ириски и шоколадки — любые: черные, молочные, серо-буро-малиновые… Когда дома у меня кончаются запасы, еду сюда. Мне необходимо полакомиться вволю раза два-три в неделю, иначе делаюсь раздражительным занудой.
Неужели Нат может быть брюзгливым и раздражительным? Сара отказывалась этому верить.
— А сослуживцы в курсе, что твои душевные недуги можно исцелить с помощью шоколадки? — поддразнила его она.
— Увы, это средство не всегда помогает. Порой мне нужно нечто большее, чем конфетка, — задушевная беседа, дружеское объятие.
И снова она подумала, что ему нужна не просто ее дружба. Но окончательной уверенности все же не было.
— Объятия необходимы, может быть, даже больше, чем пища. Лично я собираюсь все время обнимать Дэнни — ему это даже надоест.
Нат остановил машину, потом через плечо взглянул на заднее сиденье, где сладко посапывал Дэнни, и отстегнул привязной ремень.
— Похоже, он не проснется до утра.
— В последние два дня он порядком намучился. Жара его измотала.
— И тебя тоже.
Нат вышел из машины и тихонько открыл боковую дверцу. Осторожно, стараясь не потревожить спящего малыша, он взял его на руки, и они все вместе направились к столику, стоявшему в густой тени раскидистого дерева.
Когда Нат наклонился, под его шортами отчетливо обозначились упругие ягодицы. Движения его были легки и свободны — видно было, что он в отличной форме.
— Ну что, шоколадного или ванильного?
— А можно и того и другого?
— Заметано. Сейчас принесу.
И Нат отправился к павильону. Ожидая своей очереди, он искоса поглядывал на Сару. Да, он рисковал, предпринимая попытку сблизиться с ней. Однако она не замкнулась, не отдалилась от него. Интересно, что же будет дальше. Его не покидало ощущение, что он вступил на территорию, более опасную, чем минное поле…
Принеся два рожка с мороженым, он присел на стул рядом с Сарой. Его колено случайно коснулось ее обнаженной ноги, и Сара отстранилась. Но ноздри его продолжал щекотать дразнящий аромат чего-то неуловимого — душистого мыла или духов… Его словно магнитом тянуло к ней. Волосы, забранные в хвостик, колыхались шелковой волной, когда она склонялась, чтобы лизнуть мороженое. Как хотелось ему расстегнуть черепаховую заколку и зарыться в них лицом.
Она что-то почувствовала и взглянула на него вопросительно. Тогда он сказал:
— У тебя прекрасные волосы. Ты что, никогда их не стригла?
Она провела рукой по голове.
— Нет, со времен службы в Красном Кресте. Тогда я два года их даже не подравнивала. Летом их можно подобрать, зимой они согревают шею — словом, с ними можно делать что угодно.
А он тут же представил, как эти волосы смотрелись бы на подушке. На его подушке. Ему стоило немалых усилий взять себя в руки.
— Как ты попала в Красный Крест?
Она замялась, потом с видимой неохотой ответила:
— Получила диплом медсестры — и просто не представляла, что с ним делать. А мне хотелось независимости. Хотелось поглядеть, как живут люди. Для всего этого как нельзя лучше подходил Красный Крест.
Локоть Ната случайно — а случайно ли? — скользнул по руке Сары. Его чувства в этот момент едва ли можно было назвать только дружескими.
— Начать новую жизнь в чужой стране, среди чужих людей — это чертовски непросто. Как же ты справилась?
Она с наслаждением подбирала языком капельки тающего мороженого.
— Конечно, Боливия и Пенсильвания — небо и земля. Но люди — они везде люди. Они надеются, мечтают… Ищут смысл жизни… Знаешь, кое-кто из добровольцев вбил себе в голову, что едет туда «просвещать туземцев». Потрясающая глупость! — Согнав надоедливую муху с голой ручонки спящего Дэнни, она продолжала: — Мне самой пришлось сделаться туземкой и трудиться бок о бок с местными, чтобы заслужить их дружбу и доверие, — иначе как бы мне удалось научить их следить за здоровьем ребятишек? Мы учились друг у друга.
Розовый язычок Сары тем временем трудился над мороженым, и Нат почувствовал, что сходит с ума. Как же она красива, как чувственна — и даже не догадывается об этом!
Тут Дэнни открыл глазки и сладко зевнул. Мать погладила его по подбородку.
— Приветик! Ну что, вздремнул? Здесь куда прохладнее, чем дома.
Дэнни радостно засучил ножонками, и Сара улыбнулась.
Спустились сумерки, все покрыла лиловатая мгла. Глаза Ната вновь устремились на Сару. Ах как жаль, что у него нет с собой фотоаппарата! Она казалась сотканной из лунного света. Она не сияла, как солнце, — нет, она светилась словно изнутри, казалась ангелом, сошедшим с небес…
Когда с мороженым было покончено, Нат отвез Сару и малыша домой. Дэнни не спал, но и не плакал — до тех самых пор, покуда они не вошли в дом. Когда на них пахнуло удушливым жаром, малыш завопил во всю силу своих легких. Сара взяла его на руки, стала баюкать, но он заходился от крика.
— Пойду наверх. Может, он мокрый…
— Хочешь, подогрею бутылочку? Или дать ему ту, что ты брала с собой?
— Боюсь, там молоко уже скисло. Возьми другую из холодильника и подогрей, но не слишком.
Уже поднимаясь по лестнице, она обернулась.
— Нат…
— Что?
— Спасибо тебе.
Он лишь отмахнулся и пошел на кухню.
Переодевая Дэнни, Сара все время пытаясь отвлечься от тревожной мысли, но тщетно. Если ей ночью опять не удастся поспать, и ей и Дэнни придется худо… Подхватив малыша, она поплелась вниз.
