История первой любви

Оглавление

Забияка и драчун, он заставил бояться себя всех мальчишек в школе. До сих пор Стеф не может забыть, как замирало ее сердечко, когда он, затянутый в узкие джинсы, в небрежно распахнутой куртке «Рэнглер» с приподнятым воротником, слегка вразвалочку выходил на школьный двор, насмешливо оглядывая одетых в форменные костюмы одноклассников.

Она всегда немного опасалась его. Билл казался ей слишком грубым и даже циничным. Но в такой манере держаться, во всех его повадках, в той нарочитой простоте общения со сверстниками она чувствовала что-то настолько мужественное, настолько эротичное, что не могла не думать о нем, даже если бы и запретила себе это делать.

Удивительно, но даже сейчас ей непонятно, как уживались в нем столь противоположные качества. Однажды на глазах у Стеф и еще половины школы Билл врезал в челюсть старшекласснику, чем-то задевшему его, и был потом за это на две недели отстранен от занятий.

Но Стеф помнила и другой случай. Как-то в школе появился новичок — болезненный и слабый мальчик. Опираясь на металлические костыли и едва передвигая искалеченные болезнью ноги, он с трудом поднимался по лестнице и, не дойдя до середины, оступившись, упал. Одни засмеялись, другие прошли мимо, не останавливаясь, и только Билл, самый отъявленный хулиган их школы, поспешил на помощь, поднял новенького и легко внес его на руках по лестнице.

Билл Уиндхем. Ах, эти девичьи мечты! — подумала Стеф, грустно улыбнувшись. Мечтать не трудно. Трудно принимать решение. А именно это ей скоро и предстоит: решить, как жить дальше. И с последним отблеском заката Стеф пообещала себе, что попробует сделать это прямо завтра, с утра пораньше.

А миль за двести к востоку, в арканзасском городке Гринуэй Кроссроуд, Билл Уиндхем, прислонившись спиной к стволу сосны, тоже провожал взглядом заходящее солнце.

День выдался на редкость жарким: даже в тени — около девяносто градусов по Фаренгейту, хотя лето еще только вступало в свои права. В середине августа, когда солнце по-настоящему возьмется за дело, полуденная жара перевалит за сто и городок их превратится в раскаленную на адском огне сковороду.

И все же, несмотря на столь малозаманчивую перспективу, а также на ломоту в натруженных за день мускулах, Билл улыбнулся, рассматривая только что завершенную коробку строящегося дома. Стены уже были готовы, от них исходил бодрящий запах сухой, разогретой на солнце сосны и свежих опилок. Вокруг на траве громоздились кучи земли, песка и кусков застывшего раствора. Газон, конечно, придется обновить, подумал Билл, зато удалось не затронуть деревья. Он с любовью оглядел высившиеся вокруг сосны и стоявший чуть поодаль могучий, старый дуб.

Хороший дом получится, дом что надо, решил Билл и снова довольно улыбнулся, обнажив крепкие, сверкающие белизной зубы, отчего на его мужественном лице с крупными чертами и мощной, квадратной челюстью появилось озорное, мальчишеское выражение. В такие минуты он казался истинным воплощением простодушной невинности, хотя в действительности ни с простодушием, ни с невинностью не имел ничего общего. Со стороны ему вряд ли кто-либо дал бы больше двадцати пяти лет. На самом же деле ему было уже тридцать два.

— Да, детка, ты не зря живешь на свете, — сказал он себе, вынимая из кармана пачку сигарет.

А ведь когда-то весь Гринуэй Кроссроуд смотрел на него с такой же неприязнью, как, должно быть, Господь Бог на Содом и Гоморру накануне потопа. Или на Ноя?! Билл вздохнул. Библейские истории всегда давались ему тяжело. Наверное потому, что он редко посещал церковь. По крайней мере, до последнего времени, пока не начались проблемы с сыном. Тот стал пропускать школьные занятия, возвращаться с прогулок поздно ночью. И, как сообщила Биллу Оттилия, его бывшая жена, имел даже место ряд не слишком серьезных, но все же неприятных инцидентов, связанных с драками и вандализмом.

И, наконец, словно для того, чтобы посыпать солью старую рану самого Билла, Джефф напрочь завалил восьмой класс. Теперь, подобно падшему ангелу, низвергнутому на землю, он коротает деньки в летней школе для отстающих.

Резким движением Билл прямо из пачки бросил сигарету в рот и зажег спичку. Фосфорная головка превратилась в пляшущий язычок пламени. Не прикуривая, Билл внимательно наблюдал, как огонек, пожирая дерево, неотвратимо приближается к его пальцам. И только когда пламя уже почти коснулось кожи, обгорелая спичка полетела наземь. Билл убрал сигарету обратно в пачку, а ту снова засунул в карман. Вот уже неделя, как он пытается бросить курить, и пока небезуспешно. На сей раз он снова справился с искушением.

Опять борьба. Билл рассмеялся. Всю жизнь ему приходилось постоянно бороться: с собой, с людьми, с обстоятельствами. За все, чего он достиг, заплачено потом и кровью. Билл не хотел, чтобы Джефф жил такой же жизнью. Пусть хоть у него она будет попроще. Впрочем, тут он мало чем мог ему помочь. Сына он видел лишь по выходным дважды в неделю, да еще по праздникам. Но в глубине души Билл любил его больше всего на свете. Единственное, чего он хотел, это чтобы Джефф всегда находился рядом и гордился бы своим отцом, ведь сам Билл был в свое время этого лишен.

Именно ради Джеффа он стал посещать церковь и рискнул, вместо того чтобы и далее заниматься столярными работами по договорам, открыть небольшое строительное предприятие.

Этот незаконченный дом — один из трех, которые он возводит с маленькой, но опытной бригадой. Для начала недурно, подумал он, совсем не плохо для незаконнорожденного потомка вора и пьянчуги. Отец Билла не был женат на его матери — тихой, забитой женщине, а лишь жил с нею. То, что мальчик родился вне брака, похоже, гораздо больше шокировало их соседей по городку, нежели самого Билла и его мать. Что же касается отца, Роберта Уиндхема, так тот вообще плевал на все и вся. Когда Биллу было одиннадцать, отца посадили за воровство. Три года тюрьмы за кражу вещей из автомобилей.