Самая большая ошибка

Оглавление

— Я хочу домой, Ред, — сказала она; в ее дрожащем голосе послышалась жалобная нота.

Ред поставил свою ношу на вымощенный каменными плитами пол и захлопнул тяжелую дубовую дверь. Задумчивые глаза скользнули по легкой фигурке Кэтрин.

— Разведи огонь, — сказал он, заметив, что она дрожит и обхватила себя руками, чтобы согреться. — Спички в нижнем ящике шкафа.

То, что он был твердо уверен в том, что она сразу же бросится выполнять его поручение, вновь воспламенило ощущение творящейся несправедливости.

— Я сказала тебе, что хочу домой, — повторила она. Невероятно, как ему удалось заманить ее сюда. Еще больше оскорбляло то, что ее роль во всем этом была почти случайной; подумать только, просто инструмент, с помощью которого в ее отца вонзили и повернули нож… отвратительно.

— Я считал, что тебя выгнали из дома и тебе некуда идти, — произнес Ред, все еще отвернувшись. Он согнулся у огня и закатывал рукава. — А на самом деле ты планировала через пару дней вернуться и снова стать послушной дочкой своего отца? Уверен, что даже Карл примет тебя обратно, как только заметит ошибку в своих действиях. — Он повернул голову, его глаза презрительно сверкнули.

— Скорее я выйду замуж… — Ее грудь яростно вздымалась, пока она лихорадочно подыскивала худшую судьбу, какую только могла себе представить, — за тебя, чем за Карла.

Чувство триумфа покинуло ее сразу же, как только она увидела довольное выражение, промелькнувшее в его глазах.

— Будет о чем написать домой, не так ли, дорогая? — Его улыбка была коварной. — Твои слова следует расценить как предложение?

— Не будь глупцом, — отрезала Кэтрин, сбитая с толку его реакцией. — Где спички? — спросила она с целью скорее отвлечь его, чем помочь.

Ироническая улыбка дала ей понять, что ее тактика была легко им разгадана.

— В нижнем ящике шкафа, — повторил он, не обращая внимания на ее вызывающий взгляд. — Спасибо. — Он задержал ее руку в своей, когда она передавала ему коробок, большим пальцем ласково погладил внутреннюю сторону ее запястья.

Прежде чем Кэтрин отдернула руку, ее удивленные глаза на секунду встретились с глазами Реда. Как будто электрический разряд пронзил ее с головы до ног. Это длилось секунду, потом все исчезло и не оставило неприятного чувства. И все же вскоре она рухнула в виндзорское кресло с высокой спинкой, боясь позорно свалиться без чувств.

— Почему ты так нас ненавидишь?

Раздалось шипенье, и огонь стал разгораться. Когда он повернулся, его глаза блестели, как драгоценные камни. Он выпрямился с элегантностью, которая была его неотъемлемой частью.

— Нас?..

Кэтрин глубоко вздохнула; теперь она собиралась добраться до самой сути запрещенной темы. Она уже не ребенок, от вопросов которого можно отмахнуться.

— Ты же знаешь, что я имею в виду, — нетерпеливо отозвалась она. — Какой грех совершили Келвеи? — Этот вопрос волновал ее почти всю сознательную жизнь. Это была не просто антипатия с его стороны, это было что-то гораздо более сложное. Под маской его обычного презрения скрывалось нечто, ускользавшее от нее.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь? — В его голосе появились нотки недоверия.

— Я знаю, что твоя мать была лишена наследства своей приемной матерью и убежала, потому что… — Она внезапно смутилась, ей было трудно откровенно обсуждать жизнь Реда… Она опасалась, не выглядит ли ее любопытство грубым и неуклюжим. Но в то же время была уверена, что все это связано с настоящим, ей хотелось наконец-то докопаться до сути.

— …Потому что была беременна мною, — закончил Ред. На его губах появилась циничная усмешка. — Банально, но точно. Не надо скромничать — я могу вспомнить несколько случаев, когда в ярости ты бросала эти факты мне прямо в лицо.

Кэтрин глубоко вздохнула, на губах ее горели слова горячего отрицания.

— Я… — Обиженная, она поняла, что его обвинения были правдой. Иногда она бывала несносной.

— Мы жили вдвоем с матерью до того, как мне исполнилось десять лет. Не буду утомлять тебя подробностями нашей жизни, которая по твоим меркам, думаю, была нищенской, — проворчал он. — В то время она узнала, что больна и, вероятно, вскоре я стану сиротой.

Кэтрин напряглась, слушая этот монолог, произносимый ровным голосом. Ее глаза потемнели при мысли о дилемме, стоявшей перед незнакомой женщиной; она думала о том, смогла бы она, никогда не сталкивавшаяся с жестокой реальностью, решиться одна воспитывать ребенка?

— Поэтому она проглотила свою гордость и решила вернуться в семью. Приемная мать Эвелин к тому времени умерла, у нее не было прямых наследников, и она оставила наследство твоему отцу, своему племяннику, указав, что он несет ответственность за ее внука в случае смерти его матери. Скотт напомнил это условие моей матери и заявил, что она же еще жива. — Реджинальд поднял глаза на застывшее от ужаса лицо Кэтрин.

Неприязненное отношение Реда, его ненависть и насмешки — все это приобрело новое значение в ее глазах. Неужели она была так глупа, что ничего не видела и не слышала раньше? Этот вопрос вертелся у нее в голове вместе с множеством других. Услышанное потрясло ее до глубины души…

— Я не буду вдаваться в подробности того, как она страдала, — сказал он; его голос был спокойным, только в глазах светился яростный гнев. — Эвелин была сильной женщиной, но я видел, как она таяла. Я не мог ей помочь. И тогда я поклялся отомстить за ее страдания.

— Ты был ребенком, — глухо запротестовала она.

— Дети способны на сильную страсть, так же как некоторые взрослые — на вялую апатию. — Он взглянул на нее с неприязнью.