Грязное мамбо, или Потрошители

Оглавление

Ближе к южной части города я поймал двойной сигнал. Две почки, лицензированные, «Гейблман», одинаковая дата выпуска, на расстоянии фута друг от друга. Должник, за которым я приехал.

В районе было мало современных зданий — последний пожар свел на нет все попытки реконструкции, но местные торговцы наставили палаток, фруктовых лотков и столов со всякой мелочовкой. На множестве непонятных языков меня зазывали купить всякую дрянь и ругали, когда я этого не делал. Но стоило мне показать татуировку на шее, как все мгновенно заткнулись. Мне практически не потребовалось раскрывать рот.

Приближаясь к точке, где впервые уловил сигнал, я постепенно уменьшал радиус сканера, определяя местонахождение клиента. Я осторожно пробирался среди каменной крошки и кусков бетона, которые никто не озаботился убрать с тротуаров. Куда ни глянь, повсюду зола и обгоревшие кирпичи. Ветхое здание, заброшенное и забытое. Идеальное убежище, похвалил я про себя, случись мне скрываться, в таком бы и прятался.

Вот некстати и напророчил.

Океаник-плаза стала добычей двух пожаров, случившихся с разницей в пять месяцев. Первый произошел из-за короткого замыкания — неисправность на электроподстанции; пламя погасить не удалось, и огонь охватил целое крыло шестиэтажного комплекса. Второй раз, судя по всему, был поджог; взрыв превратил уцелевшую часть в щебень. Жилищная корпорация списала убытки и переключилась на другие районы, а больше инвесторов не нашлось. Жители Океаник-плазы заключали двадцатилетний договор аренды жилья, но вскрылись какие-то махинации со страховкой, и с финансовой точки зрения выгоднее оказалось взять деньги и сделать ноги, чем реинвестировать средства в свою развалюху в неперспективном районе.

Теперь это была брошенная земля, неправильный круг из пяти полуразвалившихся зданий восемьдесят футов высотой, приют бездомных людей, бродячих кошек и всяких маргиналов. Груды стекла хрустели под ногами, рассыпаясь в мелкий порошок. У меня возникло стойкое ощущение, что и без облепивших участок табличек «Вход воспрещен» и «Не входить» туда никто без большой… то есть особой, я хотел сказать, нужды не сунется.

Двумя днями раньше прошел сильный дождь, и путаница следов легко читалась на влажной земле. Явная тропа между двумя исполинскими кучами крупных обломков расходилась к руинам справа и завалам слева. Я стоял на распутье, держа сканер в опущенной руке, подсвечивая себе дорогу зеленым светом.

Некоторое время царила тишина. Я увеличил радиус поиска и поймал несколько сигналов с городских улиц, но среди них не было того, что я искал. Я уже хотел вернуться и начать заново, когда за спиной щелчком отбросили окурок. Держа руку наготове у бедра, где за поясом был «маузер», а в кармане удавка, я обернулся, плотнее вжавшись в тень.

Скрюченный высохший старик, одна нога на добрые шесть дюймов короче другой, ковылял по обломкам, отбрасывая камни с невероятным для его возраста проворством. Я направил на него сканер: старый чувак, как ни странно, оказался чист, учитывая, что более девяноста процентов его ровесников ходят с искорганами, а оставшиеся либо ненормально здоровы, либо одной ногой в могиле, когда трансплантация уже ничего не исправит.

Стоя в тени Эвереста обломков, я зачарованно смотрел, не веря своим глазам, как старикан легко расшвырял увесистые куски бетонных плит и застывшего раствора, открыл маленькую темную пещеру на дне Океаник-плазы, влез в дыру и начал подтаскивать камни на место, маскируя вход, который вскоре нельзя было отличить от окружающего пейзажа.

Я направил сканер прямо на то место, где находилось потайное отверстие, и нажал кнопку большим пальцем. Аппарат пискнул. Две почки, те, что я ищу.

Присев на корточки (подобные вещи никогда нельзя делать из положения согнувшись — сорвете поясницу), я обхватил тяжелый каменный блок, ощутив под пальцами зазубренные кромки, и рывком поднял обломок. Он взлетел на воздух и приземлился футах в пятнадцати позади меня. От отсутствия ожидаемой тяжести я едва не сел на задницу. Попробовал другую глыбу, затем еще и еще и вскоре убедился, что большая часть завала — бутафория, не тяжелее пенопласта. Посмеиваясь — такого я не видел за весь свой двадцатилетний стаж, — я расчистил достаточно большое отверстие, чтобы пролезть, и отправился на дно Океаник-плазы.

Там я оказался не один. Подземные жители шаркали мимо, пробираясь по тесным замусоренным коридорам. Слышались бормотание, вздохи, где-то пела женщина. Приятное чистое сопрано тонкой струйкой лилось в пропитанном хаосом воздухе. Место было опаснейшее — грубо проделанные переходы и покосившиеся стены могли обрушиться в любой момент.

Я шел по подземному городу, распугивая писком сканера всех, кому могла прийти мысль вспороть мне брюхо. Цифры приходили на дисплей со всех сторон: сканер находил орган за органом, большинство были выпущены больше десяти лет назад. Этот схрон, вернее, гнездо неисправных должников, не походил ни на один тайник, которых я навидался за два десятилетия работы. А ведь по возвращении в офис предстояло составить подробный отчет.

Проходы становились ниже и уже, выступающие кирпичи царапали руки, рвали одежду. Вскоре я уже передвигался согнувшись и втянув плечи, стараясь максимально уменьшиться в размерах. Я не подвержен клаустрофобии — это нежелательная черта для биокредитчика, из-за нее и с жизнью расстаться недолго, — но там, под тысячами тонн каменных обломков, грозивших в любую секунду погрести под собой всех обитателей и одного биокредитчика, было так душно, что я впервые в жизни испугался реальной перспективы задохнуться. Однако заставил себя вспомнить, зачем пришел, и поплелся дальше.