Древо познания

Оглавление

— Да… А я-то думала, ты женился на мне только в силу обстоятельств, из чувства долга. Потому, что у тебя самого не было отца.

— Нет. Ты даже представления не имеешь.

— О чем?

— О том, как я к тебе отношусь.

— Теперь имею, — усмехнулась она. — Но раньше, конечно, не имела. Всегда знала или, по крайней мере, мне казалось, что я люблю тебя больше, чем ты меня. Но почему ты говоришь, что это ради меня ты не женился бы на мне, если бы не моя беременность?

— Потому что я думал, что вообще никогда не женюсь. Кроме того, я считал себя слишком старым для тебя, — объяснил он, нежно коснувшись пальцами ее шеи.

— Всего-то лишь десять лет.

— Я не имею в виду возраст, но по духу, в душе. Я видел так много грязи в жизни, а ты казалась мне такой наивной. К тому же в самом деле оказалась девственницей.

— Ну, что касается девственности, то это действительно так. Но не такой уж я была наивной, — запротестовала она. — Я же объехала одна почти полсвета!

Он улыбнулся.

— Да, это так, но люди всегда заботятся о тебе. Берут тебя под свое крылышко, разве нет? Я не говорю, что ты не самостоятельна, просто ты пробуждаешь в людях определенный инстинкт. Им хочется оберегать тебя, защищать. И мне тоже. Но я ведь писатель и потому веду довольно уединенный образ жизни. Мы не сможем все всегда делать вместе…

— Я не ребенок, Алекс. Хотя, — честно добавила она, — вела себя последнее время, прямо скажем, по-детски, если не сказать больше. Но теперь я чувствую себя здорово повзрослевшей. После всего, что случилось…

— Да. Думаю, мы оба изменились. Когда ты сообщила мне о своей беременности, я искренне обрадовался.

— Обрадовался? — удивилась она.

— Да, потому что у нас не оставалось другого выхода. Мне надо было жениться на тебе. А это было как раз то, чего я хотел больше всего на свете. Но чувство вины за то, что я, может быть, украду у тебя твою молодость, если попрошу выйти за меня замуж… Собственная семья — это было что-то, чего, казалось, у меня уже никогда не будет…

Не договорив, он резко встал и подошел к окну. Все это было слишком волнительно, и он попытался справиться с накатившими эмоциями. Каролина, затаив дыхание, смотрела на него, боясь пропустить хоть слово из его исповеди.

— Когда пришел врач, — продолжил он после паузы, — и сообщил, что интенсивное лечение окончено и что ты потеряла ребенка, мне хотелось выть от отчаяния. Они не давали мне тебя увидеть, говорили, что тебе нужен покой.

— А я волновалась там до тошноты, — возразила она. — Тоже пыталась повидаться с тобой. Но они говорили, что еще не время.

— А я думал, ты обвиняешь меня так же, как я винил себя самого. А когда мы приехали домой… Ты помнишь ту ночь, когда ты хотела заняться со мной любовью? — Не дождавшись ответа, Он продолжал: — В тебе чувствовалось такое отчаяние. Я думал, ты делаешь это из жалости, хочешь притвориться, будто все еще любишь и простила меня…

— Нет! — возразила она. — Все было совсем не так.

— И я постоянно думал о тебе, забыл про себя, про то, чего я хочу. Сидел в своем кабинете дни и ночи напролет… Не мог ни работать, ничего не мог. Только волновался, переживал за тебя, и с каждым днем мне становилось яснее, что все безнадежно и я беспомощен… Я так хотел этого ребенка. Хотел тебя. И вот тогда-то я и стал думать, что мне следует тебя отпустить.

Лишенная его близости и не в силах выносить это, она встала с кровати и подошла к нему.

— А я думала, что заманила тебя в капкан…

— Нет. Ничего подобного, — прошептал он, прижав ее руки к своей груди. — Ты дала мне возможность вновь ощутить себя молодым. Твоя непосредственность, с которой ты радовалась всему вокруг, восхищала меня, но я очень долго сопротивлялся своему желанию быть с тобой. До тех пор пока ты сама не вошла ко мне в комнату… Тот день, когда мы стали любовниками, на всю жизнь останется в моей памяти.

— Но ты…

— Никогда не отдавал себя до конца? Да, потому что считал, ты образумишься и уйдешь. Не мог придумать для себя причины, по которой ты бы захотела остаться. Такая молодая, такая красивая, весь мир у твоих ног… Я был уверен, тебе очень скоро наскучит такой циничный старый черт, как я.

— Алекс, — запротестовала она, сдерживая смех. — Ты никогда не производил впечатления неуверенного в себе!

— Да я и не такой, — улыбнулся он. — Мне просто казалось, что в один прекрасный день ты найдешь кого-нибудь другого. Кого-нибудь помоложе.

— А я всегда думала, что ты захочешь другую женщину, более красивую, элегантную, непростую.

— Нет. Полагаю, ты вряд ли когда-нибудь поймешь, как много для меня значишь. Я не знал, как сказать тебе об этом, как выразить. Я вообще не очень-то умею раскрываться перед кем бы то ни было. Даже перед тобой. Да? Я, видимо, еще не научился этому.

— О, Алекс, — с грустью прошептала она.

— Но после аварии, когда я ничего не мог для тебя сделать, не мог облегчить твои страдания, когда мне приходилось ждать, молча наблюдая за тем, как ты сражаешься с болью утраты, потому что я полагал, что все твои улыбки и поцелуи были лишь попыткой пощадить мои чувства… Бог мой, Каролина! — пылко воскликнул он. — Я больше никогда не хочу испытать такого! — Он обнял ее за плечи, в его глазах светилась любовь. — Разве я не говорил тебе, что один лишь взгляд твоих чудных карих глаз может расплавить мое сердце?

— Нет, — прошептала она. — Я думала, я тебе очень нравлюсь, но…

— Это куда более, несравненно сильнее, чем просто «очень нравишься».

— Может быть, если бы я ничего не слышала про Присциллу, не видела ее… Из-за нее я стала чувствовать себя еще более ненужной, — призналась она. — Но потом я поняла, что в ее присутствии все женщины чувствуют себя неловко. Она просто вся сияет, пышет красотой, возбуждает.