Райский сад

Оглавление

– Я поднимусь к себе писать письма, – сказала женщина. Она встала, улыбнулась официанту и вышла из кафе.

– Месье собирается на рыбалку? – спросил официант, когда Дэвид Берн, так звали молодого человека, окликнул его, чтобы расплатиться.

– Пожалуй. Какой сегодня прилив?

– Прилив отменный, – сказал официант. – Если хотите, я дам вам наживу.

– Я раздобуду по дороге.

– Нет. Возьмите мою. Это песчаные черви, и у меня их много.

– Пойдете со мной?

– Я на работе. Попозже выйду взглянуть, как у вас получается. Снасти-то у вас есть?

– В гостинице.

– Не забудьте зайти за червями.

Молодой человек хотел было подняться в комнату к жене, но его длинная складная удочка из бамбука и корзина со снастями оказались внизу за стойкой, где висели ключи, и он, не заходя к себе, вышел на залитую солнцем улицу, спустился к кафе и пошел на мол к ослепительно сверкавшей воде. Солнце было жарким, но с моря дул свежий бриз. Начался отлив. Он пожалел, что не захватил спиннинг и блесну, чтобы забросить приманку наперерез течению, за валуны у противоположного берега. Он забросил удочку с пробковым поплавком, и песчаный червяк свободно плавал на той глубине, где должна была клевать рыба.

Какое-то время ему не везло, и он удил, поглядывая на маневрировавшие в поисках макрели рыбачьи лодки и плывшие по воде тени от облаков. Но вот поплавок резко нырнул, леса сильно натянулась, и он потянул удочку на себя, ощутив отчаянное сопротивление рыбы, и леса напряженно зашипела в воде. Он старался держать удочку как можно свободнее, и длинное удилище согнулось так, что, казалось, вот-вот переломится, пока он вел рыбу, рвавшуюся в открытое море. Чтобы ослабить натяжение, молодой человек попытался идти по молу вслед за рыбой, но она продолжала рваться с такой силой, что удилище на четверть длины ушло под воду.

Подоспел официант из кафе. Он шел рядом и возбужденно приговаривал:

– Держи ее, держи. Веди осторожно. Она должна устать. Не дай ей сорваться. Веди нежно. Нежнее. Нежнее!

Нежнее не получалось. Оставалось разве что спрыгнуть в воду, но канал был слишком глубокий, и это не имело смысла. «Если бы можно было идти за ней вдоль берега», – подумал он. Но мол кончился, и удилище ушло под воду почти наполовину.

– Только не дергай, – умолял официант. – Удилище выдержит.

Рыба то резко уходила вглубь, то рвалась вперед, то металась из стороны в сторону, и длинный бамбуковый шест гнулся под тяжестью ее рывков. Время от времени рыба с всплеском показывалась на поверхности, потом снова скрывалась, и молодой человек чувствовал, что, хотя она еще сильна, ее трагически неистовый напор слабеет и теперь можно вести ее вокруг мола и вверх по каналу.

– Веди мягко, – говорил официант. – О, еще мягче. Нежнее, ради всего святого.

Дважды еще рыба пыталась уйти в море, и оба раза он возвращал ее, а потом повел вдоль мола в сторону кафе:

– Как она там? – спросил официант.

– Еще держится, но мы победили.

– Не говори так, – сказал официант. – Ничего не говори. Мы должны измотать ее. Пусть устанет. Устанет.

– Пока что устала моя рука, – сказал молодой человек.

– Хочешь, я поведу? – с надеждой спросил официант.

– Ну уж нет.

– Только не спеши, не спеши. Нежно, нежненько, нежненько, – повторял официант.

Молодой человек провел рыбу вдоль террасы кафе в устье канала. Рыба плыла почти по поверхности воды, но сил у нее было еще много, и он опасался, что им придется вести ее по каналу через весь город. На берегу уже собралась толпа, и, когда они шли вдоль гостиницы, жена, увидев их из окна, закричала:

– Ой, какая великолепная рыбина! Подождите меня! Подождите!

Сверху она отчетливо видела у самой поверхности воды длинную искрящуюся рыбу, мужа с согнутой почти пополам бамбуковой удочкой и толпу следовавших за ними людей. Пока она спустилась к каналу и догнала толпу, все уже остановились. Официант стоял в воде, а муж медленно подтягивал рыбу к берегу, туда, где темнели водоросли. Рыба скользила по поверхности, и официант, нагнувшись, обхватил ее с двух сторон руками, подцепил большими пальцами под жабры и вместе с ней медленно пошел к берегу. Рыба была тяжелая, и официант держал ее высоко на уровне груди, так что голова рыбы касалась его подбородка, а хвост хлестал по бедрам.

Несколько рыбаков похлопывали молодого человека по спине, обнимали, какая-то женщина с рыбного базара подошла и поцеловала его. Жена обняла его и тоже поцеловала, а он спросил:

– Ты видела, какая она?

Потом они подошли взглянуть на лежавшую у обочины дороги серебристую, похожую на лосося рыбину, и спина ее отливала темным блеском, как ружейный ствол. Это была красивая, крепкая рыба с большими, не погасшими еще глазами, и дышала она медленно и прерывисто.

– Что это за рыба? – спросила жена.

– Loup, – сказал он. – Морской окунь. Их еще называют bar. Отличная рыба. Такая крупная мне еще не попадалась.

Официант, которого звали Андре, подошел, обнял Дэвида и поцеловал его и жену.

– Вот так, мадам, – сказал он. – Поверьте, он заслужил. Никому еще не удавалось поймать такую рыбу простой удочкой.

– Давай ее взвесим, – сказал Дэвид.

Они вернулись в кафе. Рыбу взвесили, и молодой человек убрал снасти и умылся. Рыба лежала на глыбе льда, который привозили в грузовике из Нима для замораживания макрели. Она весила больше пятнадцати фунтов. На льду рыба выглядела по-прежнему серебристой и красивой, глаза ее еще не потухли, и только спина стала тускло-серого цвета. Рыбачьи суденышки возвращались в гавань, и женщины наваливали в корзины искрящуюся голубую, зеленую, серебристую макрель и несли тяжелые корзины на голове к зданию рыбзавода. Улов был очень хороший, и городок ожил и повеселел.