Пираты Флибусты

Оглавление

Трюмы были полны добычей: эбеновое (боцман Загорулько, беглый холоп польского пана, всякий раз хихикали утирал слезу ностальгии, текущую из единственного неповреждённого глаза)дерево, чёрные-пречёрные африканские негры, несколько бочек облепиховойнастойки из русской Сибири, где oblepicha собираютрусские medved... А главная ценность находилась впрочном, окованном железными полосами сундуке капитана, украшенном тетраграмматоном и печатью Соломона.

Капитан никогда не открывал сундук, никогда нерассказывал о его содержимом.

Однажды, лет шесть-семь тому, один новенький, толькочто принятый в Братство, выпив лишку, поинтересовался довольно настойчиво, чтоже за ценности прячутся в сундуке...

Не успел он договорить, как сталь стилета пронзила егоглотку, и шипение последнего его выдоха слилось со страшным капитанскимпроклятием.

Вся команда потом просыпалась, обмочив от ужасапарусиновые койки, слыша во сне зловещее шипение: "Serrrverrr"…

***

Из записок Чтеца:

«Собака домашняя верит в то, что Человек, её Хозяин -это Бог. Иначе она бы не прожила рядом с человеком двенадцать тысяч лет. Еслибы собака утратила веру, она ушла бы в леса и горы, одичала бы и сталаатеисткой.

Потом постепенно ассимилировалась бы с лисами ишакалами. И появился бы новый вид: хитрый, подлый, разочарованный в человеке иненавидящий его.

Потом однажды этот вид уничтожил бы последнегочеловека.

И горько выл бы по ночам на Луну о потерянном Рае. Но услышать этот вой и написать по его мотивам песню было быуже некому.

Песня собаки

Агрррх... Агрхххх...

А-аагрррххх...

Хорошо, что собаки нам верят

Хотя мы их обижаем и даже едим. Используя доверие вкорыстных целях...»

***

Чтец, "Жнец" и Надудеигрец.

Где-то на 37-параллели южной широты, в бурномАтлантическом океане, по пути в Аргентину из Кейптауна, пиратыпоходя ограбили небольшое судно с малопонятным флагом с надписью "Меганезия". В трюме баркентиныобнаружили то, чего не ожидали, но о чём мечтал тихий и задумчивый от голоданияЧтец. Там лежали книги.

Точнее, одна книга во множестве экземпляров. Капитанраспорядился: Чтецу взять книжек столько, сколько сможет унести, а затемзатопить баркентину во славу морских богов всехвремён и народов. Чтец зарылся в кучу небрежно сброшенных на доски фальшпалубы книг, сгребая в свой безразмерный мешок для награбленного пахнущие краской и клеем томики.

И вдруг из-за кучи выполз недобитый пиратами аборигенв набедренной повязке, умоляюще сложивший руки в традиционном жесте "намасте" и часто-часто кланяющийся, как китайскийболванчик на капитанском столе.

Чтец уже было собрался зарубить его своим ржавымпалашом, но абориген достал из повязки дудочку и заиграл..."Боже,храни королеву!" - запела дудочка."Боже, царя храни!" - ответилаона сама себе."Янки - дудль!" - издеваласьона над переселенцами в американские колонии.

Так Надудеигрец оказался напиратском корабле. Он играл, сидя на фок-мачте. Чтец, лёжа в гамаке, прочитывалочередной томик и швырял его за борт. И тут же доставал из мешка для награбленного новый томик с надписью: "П. Корнев.Жнец".

На горизонте погружалась в пучину баркентина.В подзорную трубу можно было рассмотреть на её корме облупившуюся от огня меганезийскую надпись "...русек"...

***

Из записок Чтеца:

«Лобачевский купил зеркало. Выпуклое. И очень этимгордился. Гости выглядели в отражении весьма смешными и несуразными, аЛобачевский любил хорошую солёную шутку, как и любой математик, который неможет воспринимать всерьёз то, чем повседневно занимается.

Однажды Лобачевский пил утренний кофе и ждал, незаглянет ли на огонёк какой-нибудь ранний гость, отражение которого в выпукломзеркале поднимет настроение и позволит, наконец, разделаться с надоевшейтеоремой о параллельных прямых на поверхности шара. Итут в кабинет вошла горничная, мадемуазель Тиссо,вернувшаяся днями из родной Лозанны и привезшая полный сундук свежихпрошлогодних модных парижских журналов.

Взгляд Лобачевского остановился. Лоб покрылся росоймелкого пота. Дымящаяся трубка, рассыпая искры, ударилась о мраморнуюстолешницу.

Он увидел! В зеркале отразилисьоткрытые по парижской моде на целую бесстыдную треть стройные ногимадемуазель Тиссо.

И они пересекались! Пересекались на поверхности шара!

Не обращая на распахнувшийся отпорывистого движения халат и начинающие тлеть на столе бумаги,Лобачевский одним движением выпростал из английского кресла своё большое тело,подобно летучей мыши с развевающимися полами халата подлетел к беднойфранцуженке и, подхватив враз обмякшее девичье тело, закружил по кабинету срадостным утробным уханьем.

Так была решена теорема Лобачевского, и этим былидовольны все, кроме несчастной мадемуазель Тиссо имногих поколений студентов математических вузов.»

***

Шестой день стоял полный штиль. В смысле, некорабельный кок Ганс Штиль, а штиль в том значении, чтоболее всего соответствует значению фамилию полного (и это мягко сказано остаром толстяке и обжоре) корабельного кока Ганса Мордехая Штиля, то есть -"тишина".

Первые дни тишина нарушалась звоном стаканов,бульканьем рома из сахарного тростника, который собирают на Ямайке чернокожиеафриканские негры, проданные вождями торговцам "чёрным деревом" запорох, свинец и виргинский табак, ароматом своим напоминающим запахвозбуждённой, но не удовлетворённой женщины.