Золотоискатели в пустыне (Художник П. П. Павлинов)

Оглавление

Лю Пи замолк, и оба замерли, прислушиваясь. Из мрака шахты донесся шорох скатившегося камешка и глухой возглас.

— Идут! Спустись к себе! — скомандовал Лю Пи и, схватив кусок смятого, размокшего от подземной сырости сланца, стал замазывать им золотые зерна и нити на кварце забоя, чтобы они не бросились в глаза рудоносам и не выдали тайны.

Мафу стал спускаться на дно шахты.

— Задержи мальчиков у себя немного, пока я откину богатый кварц в сторону, — бросил ему вслед Лю Пи и принялся за сортировку кучи руды, набитой за последние часы. Одной рукой он держал лампу над кучей, другой брал кварц кусок за куском, быстро осматривал их и отбрасывал в сторону те, в которых видно было золото.

Спустившись к своему забою, Мафу осмотрел его и, убедившись, что золота в нем не видно, разыскал брошенную впопыхах трубку, набил ее и стал курить в ожидании рудоносов. Последние не замедлили вынырнуть один за другим из мрака.

— Ой, ой, как ты мало наколотил, Мафу! — воскликнул Пао, бросив взгляд на приготовленную руду. — И полкорзинки не будет.

— У Лю Пи не больше наберется. Вот, посидите немного тут, мы еще набьем, если вам мало, нахалы.

Мальчики не заставили себя просить и присели на корточки в стороне. Мафу поднялся и стал бить кварц с такой силой, что искры так и сыпались из-под его кирки. Куски руды отрывались и падали вниз, увеличивая кучку у подножия забоя.

Проработав минут пять, Мафу остановился, чтобы перевести дух.

— Хватит! — сказал Пао. — Накладывай в корзину.

— Эй, что вы там застряли! — послышался голос Лю Пи с уступа. — Хун, ползи сюда.

Когда рудоносы, погрузив кварц, собрались- уходить, Лю Пи крикнул им вслед:

— Сегодня больше не нужно приходить, мальчики. Руды будет мало. Отправляйтесь за топливом в холмы.

— Только не бегайте до ночи, — проворчал Мафу. — Ужин варить нужно.

Едва мальчики ушли, Лю Пи спустился к Мафу и осмотрел его забой.

— У тебя золота еще нет, — заявил он. Мы сегодня же начнем толочь кварц. Немного погодя ты сходи наверх и принеси сюда ступку. Теперь зевать и отдыхать нельзя. Гони свой забой вовсю, чтобы скорее добраться до золота.

Он полез к себе наверх и принялся за работу. Мафу последовал его примеру.

Целая неделя прошла в усиленном труде. Перед обедом, отправив рудоносов и наказав им заняться варкой пищи, и перед ужином оба рудокопа занимались усердным толчением кварца, отложенного Лю Пи в сторону. Потом Лю Пи промывал богатую муку в чаше, черпая воду из ямы в самом глубоком месте шахты. Крупинки золота и золотой песок, получавшиеся после этой промывки, он тщательно собирал в тряпку и прятал в укромной щели отвода, куда мальчики не заглядывали. Хранить их в фанзе Лю Пи боялся — мальчики могли случайно наткнуться на скрытое сокровище.

К концу недели забой Мафу настолько подвинулся, что и в его верхней части появилось золото. В забое Лю Пи оно также держалось все время то в большем, то в меньшем количестве. Теперь предстояло еще усиленнее заняться толчением и промыванием.

Проговорился ли Мафу, или мальчики заметили, что в выносимой ими руде чаще попадается видимое золото, чем раньше, и начали выковыривать его потихоньку, обменивая у лавочника на табак и сласти, но в поселке стали поговаривать, что в отводе Лю Пи появилась богатая руда. Один сосед спросил его об этом, встретив в обеденное время на улице. Другой сам заглянул в фанзу к рудокопам после ужина и передал о слухах. Мафу и Лю Пи их отрицали, утверждая, что как-то попалось несколько зерен, но теперь идет опять мало-мало, как раньше.

С тех пор Лю Пи спал беспокойно. Он вставал несколько раз в течение ночи, подкрадывался к устью шахты и подолгу, притаившись, прислушивался. Над затихшим после дневной работы поселком чернело небо, усеянное звездами; серп луны на ущербе появлялся из-за далеких холмов и тускло освещал тесный дворик. Но шахта была безмолвна, и только изредка из темной глубины ее доносились обычные звуки: шорох сползавшего мелкого щебня или стук скатившегося камня. Порой ветер гудел в ущельях Кату и стонал, словно больной человек, заставляя Лю Пи вздрагивать.

Так прошло еще несколько дней. Тряпка с золотом в укромной щели порядочно набухла, и пришлось взять вторую. В забое Мафу золота оказалось не меньше, и перед каждым приходом мальчиков за рудой оба забоя тщательно замазывались грязью, взятой со дна ямы.

Однажды под вечер опять подул хый-фын, не такой сильный, как в прошлый раз, но не менее шумный. Тотчас же после ужина, под гул ветра, Мафу и мальчики заснули. Но Лю Пи был встревожен больше обычного и не мог задремать; последние дни он даже перестал раздеваться, чтобы при первой тревоге не терять времени на одевание.

Когда совершенно стемнело, он поднялся, тихонько вышел из фанзы и, притаившись возле дверей, стал всматриваться в темноту и вслушиваться. Небо было обложено густыми тучами, и порывы ветра проносили порой крупные капли. Стояла такая темень, что в трех шагах не увидишь человека. Подождав немного, рудокоп стал потихоньку подвигаться к устью шахты, считая шаги, чтобы не свалиться в невидимую дыру. Ветер трепал его жидкую косичку, надувал рубаху, забирался в шаровары и, после теплого кана, заставлял ежиться от холода; крупные и мелкие песчинки сыпались градом на голову.

Дойдя до устья шахты, рудокоп прилег на землю, свесив голову над еле черневшей щелью, и стал напряженно вслушиваться. Вначале из-за ветра ничего не было слышно, но вот хый-фын затих на несколько секунд — и из глубины шахты донеслись явственные, хотя и глухие, удары.