Фаянсовый череп

Оглавление

Его так и подмывало отвести душу, покрыв Трехэтажным матом и эту дорогу, и Мирона с его затеями, но он сдерживался, физически ощущая ледяные волны отчуждения, распространяемые сидевшим справа от него Светловым. Журналист молчал всю дорогу и старательно смотрел в боковое окошко со своей стороны или, в крайнем случае, прямо перед собой, словно в его глазные мышцы был вмонтирован стопор, не позволявший ему смотреть налево. Юрий подумал, что в некотором роде так и есть: стопор имелся, но не в глазных мышцах, а в голове Димочки Светлова или, если уж быть точным, в том пока не вычисленном наукой месте, где у человека располагается совесть.

Впрочем, дело тут было не только в совести и даже не в тех предполагаемых неприятностях, которые могли свалиться на голову Светлова из-за его статьи. Больше всего мы не любим тех, перед кем виноваты и кому должны. Это справедливо для всех, просто одни умеют с этим справляться и вести себя как подобает, а у других – у большинства – это не получается. Видимо, Светлов как раз и относился к большинству, а может быть, просто не знал, как выпутаться из неприятного положения, в котором оказался.

Хуже всего было то, что Юрий понятия не имел, как ему помочь. Тема была чересчур щекотливой, чтобы самому заводить разговор, а сделать вид, что ничего не произошло, тоже как-то не получалось. Если бы Светлов хотя бы попытался извиниться, Юрий охотно рассказал бы ему о том, как дико порой ведут себя люди, впервые попавшие под огонь, и какие сцены разыгрываются иногда перед открытым люком военно-транспортного самолета, летящего на двухкилометровой высоте. Далеко не каждому удается с первого раза справиться с собой, а уж о том, чтобы сохранить ясность мышления в такой ситуации, и речи быть не может. Юрий постарался бы убедить сидевшего рядом с ним юнца в том, что непоправимой в этом мире является только смерть, но Светлов молчал так упорно, словно именно у него были основания сердиться на Юрия.

В конце концов Юрий разозлился тоже. “Какого черта, – подумал он. – Я что, должен перед ним заискивать? Просить у него прощения за то, что он струсил? Да аллах с ним, на что он мне сдался, этот сопляк? Мое дело – довезти его до места в целости и сохранности, а его переживания меня не касаются.

Он для меня просто груз, вроде мешка муки или ящика гвоздей."

Ему пришлось остановить машину, когда впереди показалось лежавшее поперек дороги молодое деревце. В какой-то мере это было даже кстати: двигателю микроавтобуса не мешало дать небольшую передышку. Юрий выбрался из кабины и подошел к препятствию.

Деревце оказалось осиной. У комля его диаметр достигал примерно двенадцати – пятнадцати сантиметров, негустая крона лежала на дороге, растопырив во все стороны завядшие длинные ветви. Юрий заметил, что по этой кроне совсем недавно кто-то проехал, – кто-то, для кого упавшее на дорогу дерево не являлось непреодолимым препятствием. Многие ветви были обломаны и измочалены, кора со ствола была содрана, обнажив белую древесину, а в твердом грунте под стволом имелось углубление, словно дерево совсем недавно с большой силой вдавили в поверхность дороги.

Юрий осмотрелся. Объехать эту штуковину нельзя, перескочить через нее на микроавтобусе тоже не представлялось возможным. Оставалось только оттащить ее в сторону. Шов на лопатке немедленно принялся ныть, напоминая о своем существовании и предупреждая о возможных последствиях. “Ну, Мирон, – подумал Юрий. – Погоди, дай только выбраться отсюда, я тебе прочту лекцию о сравнительных характеристиках микроавтобуса “фольксваген” и гусеничного вездехода…"

Он протиснулся между ветвями и ухватился за округлый, слегка шероховатый ствол. “Плохо будет, если шов разойдется, – подумал он. – Я ведь даже не знаю, есть ли у меня в аптечке бинт и пластырь…"

Дерево пошло неожиданно легко, и, бросив взгляд налево, Юрий увидел Светлова, который, морщась от усилий и упираясь в землю подошвами своих новеньких фирменных “рибоков”, молча и упорно, как муравей, тащил осину к обочине, мертвой хваткой вцепившись в верхушку.

Потом они забрались обратно в машину и закурили. Курить на ходу было трудновато: машину так швыряло, что существовала реальная возможность попасть кончиком сигареты себе в глаз. Дверцы “каравеллы” были распахнуты, дым ленивыми клубами выплывал наружу, отпугивая комарье. Юрий сидел, расслабленно слушая шорох листвы, пение каких-то невидимых лесных пичуг и мерное тиканье остывающего двигателя. Светлов по-прежнему молчал, но в этом молчании уже не осталось отчужденности. “Совместная работа сближает и примиряет, – подумал Юрий. – А может, это только мне так кажется? Принять желаемое за действительное очень просто, со мной это случалось уже тысячу раз и, наверное, столько же раз случится в будущем…"

Светлов звонко прихлопнул на щеке проникшего сквозь дымовую завесу комара, щелчком сбил пепел с сигареты и сказал:

– А до черта их здесь, этих кровососов.

– Есть такое дело, – осторожно откликнулся Юрий.

Интересно, подумал он. Ну и что дальше? у – Впрочем, кровососов повсюду навалом, – продолжал Светлов. – Куда ни глянь, кругом паразиты. Так и норовят из тебя кровь выпить.

– Жить за чужой счет проще, чем самому работать, – ответил Юрий. – Но тебе не кажется, что все это довольно банально? К чему это ты, а?

– Сам не знаю. – Светлов аккуратно загасил сигарету о грязную подошву кроссовка и бросил скомканный окурок на дорогу. – Настроение такое… Странное, в общем, настроение. Наверное, мне следует перед тобой извиниться…