Ген бессмертия

Оглавление

Сейчас, когда я вспоминаю тот случай, то понимаю, что именно он существенно изменил меня, хотя тогда я этого не осознавала. Или я всегда была сильнее, чем думала о себе, но только тогда увидела себя как будто со стороны. Он был первым показателем моей реакции на стресс, хотя в то время еще не полностью осознанным. Я бросила музыкальную школу и записалась на секцию дзюдо. Никаких значительных успехов в спорте не добилась, но зато чувствовала себя увереннее. Теперь на грубость в свой адрес я не краснела и заикалась, а отвечала грубостью. Один раз даже ввязалась в драку, когда в восьмом классе одноклассники начали издеваться над скромной и некрасивой новенькой девочкой. С тех пор та девочка, Юлька, — моя лучшая подруга. Надо заметить, что к окончанию школы Юлька неожиданно быстро расцвела и преобразилась, и те же школьники, которые несколько лет назад смеялись над ней, теперь составляли костяк ее свиты. Она была в центре внимания мальчиков, и я попадала под свет рампы, раз уж мы были неразлучны. Мне нравилось их общество, но никаких чувств я никогда к тем парням не испытывала. Самые лучшие из них меркли перед моими воспоминаниями об Андрее.

После школы я без труда поступила в институт на экономический факультет. Это было желание мамы, а я вообще не чувствовала призвания ни к одной из профессий, поэтому просто одобрила ее выбор. Юлька же уехала в Москву поступать в театральное.

На третьем курсе института со мной произошла странная история. После пары меня вызвали в деканат, где сказали, что пришли сотрудники банка, они проводят собеседования с успевающими студентами и предлагают перспективы хорошей карьеры после окончания вуза. Я прошла в указанную аудиторию и обнаружила, что там, кроме меня, других студентов нет.

В аудитории за столом сидел один-единственный человек. Мужчина был широкоплеч и, как я могла оценить, невысок ростом. Отличался поистине неординарной внешностью: абсолютно седые волосы, но лицо очень красивое, без явных признаков старения. Глаза пронзительные, серые, почти с металлическим оттенком. Лицо неэмоциональное. Я бы дала ему лет сорок, но могла и серьезно ошибаться.

Села напротив и поздоровалась. Он ответил голосом настолько приятным, что почти завораживал:

− Добрый день. Я представляю банк… − он озвучил название, − и нас интересуют студенты-экономисты, которые после выпуска могли бы стать нашими сотрудниками.

И тут до меня дошло — что-то не так! Что-то в происходящем было неправильным. Зачем искать сотрудников среди третьекурсников, ведь за пару лет многое может измениться? Почему пригласили именно меня? Да, я хорошо училась, но таких же отличников только в моей группе наберется еще несколько человек. В этом не было смысла. А бархатно-карикатурное очарование сидящего передо мной мужчины только усиливало ощущение неестественности происходящего. Не определив для себя окончательно, что же меня смущает, я предпочла пока сохранять молчание. Тогда он спросил:

− Я могу вам задать несколько вопросов?

− Да, − прозвучало несколько холодно, но я хотела для начала разобраться, что к чему.

− Плотникова Анна Викторовна?

− Да, − чувствовала себя прицепленной к полиграфу.

− Какие предметы Вам нравятся больше всего, Анна?

− Я успеваю по всем предметам.

− Но я спросил не об этом, − выражение его лица не менялось совершенно. Это было тоже странно, хотя, возможно, я уже сама себя настраивала на мистическую волну.

− Теория статистики. Надеюсь, это заявление добавит мне баллов для автомата.

Ну, а что? Меня спрашивают − я отвечаю как можно честнее.

− Чем вы увлекаетесь помимо учебы?

− Читаю книги.

− Какие?

А вот это уже ни в какие ворота! Неестественно, до нервной дрожи неестественно красивый мужчина ничего не записывал, но я наглядно представила, как заполняется в его голове досье: «Такая-то девица такого-то года от роду, Шопенгауэра не читала, с Кантом ознакомлена поверхностно, а вот Донцовой себе всю репутацию испортила. Казнить». Но я очень вежливая, мама бы мною гордилась:

− Разные.

Мне показалось или губы у него едва дернулись?

− Кем работают ваши родители, Анна?

Я проигнорировала множественное число.

− Мама — главный экономист в крупной компании.

− Каков ее средний заработок?

Ага. Вот сейчас он предложит косметику по каталогам продавать.

− Не думаю, что это вас касается.

Он никак не отреагировал на выпад и продолжал:

− Отец?

Отец. Я вообще не знала своего отца. В детстве я спрашивала у мамы о нем, она отвечала, что тот ушел от нее еще до моего рождения. Позже, будучи подростком, я выяснила, что они с мамой даже не встречались. Просто так вышло, что они оказались в одной постели, она забеременела, а папаша исчез из города сразу, как только услышал эту новость. У меня не было по этому поводу ни тяжелых переживаний, ни закоренелой ненависти. Чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что винить его сложно: он был таким же подростком, как мама, он не любил ее, даже не считал своей девушкой. Он не знал, как справиться с возникшей проблемой. Отец просто оказался слабым, а вряд ли кто-то выбирает, насколько сильным ему быть. Я никогда не оправдывала его, но и не осуждала. Я вообще о нем не думала. Моя семья — это мама. Мне всегда этого было достаточно.

Я перебрала в голове варианты ответа, но вдруг осознала, что я этому милому дядечке ничего не должна объяснять. Кроме того я никогда не мечтала ни о работе в банке, ни о продаже косметики по каталогам. Поэтому, вместо ответа, встала и спокойно спросила:

− Собеседование закончено? Я могу идти?