По остывшим следам

• Предыдущая
• 31/95
• Следующая

– Вчера один из них не вернулся. Сколько банда будет ждать Героева? К ночи уже сбегут, нервы не выдержат. Надо брать сейчас.

Казанцы с ним согласились.

На острие Васильев поставил неустрашимого зауряд-прапорщика. И тут снова влез Лыков. Он заявил Никите Никитичу:

– Брать только живыми! Шашку оставьте в участке. Револьвер возьмите, этого вам никто не может запретить. Но думайте, думайте.

– О чем, Алексей Николаевич?

– О том, как после ареста вести дознание. Мертвого уже не спросишь.

К радости питерца, Делекторский ответил:

– Постараюсь.

Студент-недоучка рос на глазах под мудрым руководством коллежского советника. Например, он предложил подослать к бандитам курьера с запиской, будто бы от Героева, с просьбой помочь перевезти с Козьей слободы вывихнувшего ногу Шиллинга. Один или двое откликнутся, выйдут за ворота, тут их и повяжут. А во флигеле останется меньше бойцов. Начальство идею приняло, и она сработала.

За два часа до ареста пришла неожиданная новость. У платьемойни военного госпиталя на берегу Казанки нашли труп Доленги-Грабовского. Смотрителю перерезали горло. Но сейчас всем было не до поляка. Казанцы готовились захватить большую банду, наполовину состоящую из беглых каторжников. Как все пройдет? Люди там злые и при оружии. Только Делекторский усмехался и крутил ус, остальные мандражировали. Алексей Николаевич сначала хотел отсидеться в тылах: возраст уже не тот, чтобы бегать со шпалером по притонам… Но тут был особый случай. Банда Варехи многочисленна и опасна. При нападении на дом Юшкова они нанесли приказчику Федотову тяжкие увечья, от которых тот позднее скончался. Грань ребята перешли, теперь им терять было нечего. И Лыков решил поддержать своего помощника, пойти на приступ бок о бок с ним.

Малая Лядская улица тянулась от Николаевской площади в сторону Арского поля. Номера «Волга» помещались в самом ее начале, в большом четырехэтажном доме. Полицейские через соседние владения проникли в сад и оцепили флигель. Сначала послали курьера с запиской будто бы от Героева. Изнутри послышалась ругань, и вскоре вышли двое. Им дали дойти до угла и тут же повязали.

– Пора, – сказал Лыков зауряд-прапорщику. Сердце его колотилось, как в молодые годы. Никита Никитич на вид был совершенно безмятежен.

– Одиннадцать, из них пять женщин, – стал считать коллежский советник, больше для того, чтобы успокоить себя. – Минус Героев. Минус эти два. Осталось всего трое!

– Да на один зуб, Алексей Николаевич, – усмехнулся Делекторский. – Пошли, что ли?

– Пошли.

Лыков перекрестился, оттеснил казанца – тот попытался было пролезть вперед, но не смог – и шагнул к двери. Сил жалеть не стал: так шарахнул плечом, что полотно влетело внутрь.

– Убью, сволочь! На пол!!!

Сыщик бабахнул в потолок раз и другой, после чего навел ствол на опешивших постояльцев. Те и не помышляли о сопротивлении. Бабы с визгом попрятались под стол. Кто-то из мужчин сунулся с перепугу туда же. В один миг комната наполнилась городовыми. Бандитов обезоружили, связали и вывели во двор. Полицмейстер радостно расхаживал вдоль забора. Было уже ясно, что арест удался, жертв нет и опаснейшая банда поймана с поличным. Это поличное тут же и предъявили начальству. Внутри нашли три револьвера и четыре ножа. Ценное меховое платье, столовое серебро, связки облигаций выносили из флигеля и складывали во дворе. Ловейко комментировал:

– Во, ложки-вилки пошли! Это Падзолевского вещи, из кладовой дома Крупенникова. А вот и смушки из лавки Журавлева. Ну, богато вы жили, мужики. Алексей Иванович, пора за следователем посылать. Улик на два воза!

Прикатил следователь по особо важным делам и ахнул:

– Вот это да… Ломбард какой-то. Опись до утра придется составлять.

Когда опасность миновала, Лыков почувствовал, что устал и перенервничал. Ему скоро пятьдесят, а он все двери плечом вышибает. Пора бы молодым уступить. Сыщик отпросился у полицмейстера и пошел пешком к себе в номера. Делекторский вызвался проводить его. Они спускались по Старо-Горшечной на Рыбнорядскую площадь, а по обеим сторонам от них жарили оркестры: духовой из Панаевского сада и струнный из «Эрмитажа». Живут же люди! Гуляют, пьют-закусывают, слушают музыку. А другие в это время идут грудью на револьверы.

– Зайдем к Колесникову? – предложил сыщик, испытывая непреодолимое желание выпить водки.

– У меня денег с собой мало, – смутился надзиратель.

– Деньги не навоз: нынче нет, а завтра воз! – бодро провозгласил питерец. – Давайте, Никита Никитич. Вам, видать, все нипочем, а мне нужно сбросить напряжение.

– Вы разве опасались? Я следил за вами: полное самообладание.

– Эх, Никита Никитич… Я встречал двух-трех человек, которые действительно не боялись смерти. Не дай бог схватиться с такими в бою. Признаюсь, я довольно часто трушу. Старость, наверное, подбирается. На завалинку пора.

– Будет вам, – возмутился Делекторский. – А то я не видел вас в деле. Когда каторжник в Козьей слободе стал в меня стрелять, никак уж я не думал, что вы побежите на пули следом за мной. У начальства это не принято. Перестаньте наговаривать на себя, лучше зюзюкните пендюрочку. Ресторан у Колесникова приличный.

– А правда, что вараксинская водка столь хороша? – оживился питерец. – Много слышал, но никогда не пил.

– Замечательная, Алексей Николаевич. Лучшая из казанских. И голова утром не болит.

– Давайте закажем к ужину бутылочку. Вы как насчет выпивки?

– Насчет выпивки я орел!

Полицейские от души приняли, и Лыков опять явился в гостиницу за полночь. Дежурный коридорный неодобрительно покачал головой, но смолчал.

• Предыдущая
• 31/95
• Следующая