Роботы утренней зари

Оглавление

Со временем сны стерлись.

Бейли сказал несколько глупо:

– Значит, вы были владелицей…

Он замолчал и Глэдис закончила его фразу:

– …робота. А два года назад у меня был муж. Все, чего я касаюсь, разрушается.

Бейли, не вполне понимая, что делает, прикоснулся к своей щеке. Глэдис, казалось, не заметила этого жеста и продолжала:

– Вы приехали и спасли меня тогда. Простите меня, что я вызвала вас снова. Входите, Илия. И вы, доктор Фастальф.

Фастальф отступил назад и пропустил Бейли, а потом вошел сам. За ним вошли Дэниел и Жискар и тут же заняли свободные ниши в стенах. Казалось, Глэдис должна бы отнестись с ним с безразличием, как люди обычно смотрят на роботов. Однако, мельком взглянув на Дэниела, она чуть задохнулась и сказала Фастальфу:

– Пожалуйста, скажите этому роботу, чтобы он ушел.

Фастальф посмотрел на Дэниела, и на лице его выразилась боль.

– Простите меня, моя дорогая, я не подумал. Дэниел, выйди в другую комнату и оставайся там, пока мы здесь.

Дэниел молча вышел. Глэдис посмотрела на Жискара, как бы определяя, не похож ли он на Джандера, и отвернулась, слегка пожав плечами.

– Не хотите ли освежающего? У меня отличный напиток из кокосового ореха, свежий и холодный.

– Нет, Глэдис, – сказал Фастальф, – я ненадолго. Я только привел мистера Бейли.

– Нельзя ли мне стакан воды? – сказал Бейли, – если вас не затруднит.

Глэдис подняла руку. Без сомнения, за ней наблюдали, потому что тут же неслышно подошел робот со стаканом воды на подносе и тарелочкой чего-то вроде крекеров с розовым шариком на каждом. Бейли не мог удержаться и взял один, хотя не был уверен, что это такое. Наверное, что-то, имеющее земных предков, потому что вряд ли космониты стали бы есть местную растительность или синтетическую. Впрочем, потомки земной пищи могли со временем измениться от культивирования или под влиянием чужого окружения, да и Фастальф за завтраком говорил, что многое в аврорской пище приобрело новый вкус.

Он был приятно удивлен: вкус оказался острым и пряным, и Бейли сразу же взял второй крекер. Он сказал «спасибо» роботу, который не должен был стоять тут бесконечно, и взял всю тарелочку вместе со стаканом. Робот ушел.

Дело шло к вечеру, сквозь западные окна шел красноватый солнечный свет. Бейли подумал, что этот дом меньше, чем у Фастальфа, но более веселый, только печальная фигура Глэдис производила удручающее впечатление.

Впрочем, это, наверное, вообразилось Бейли: как может казаться веселым строение, считающееся домом и защитой для человека, если за каждой стеной находится Снаружи? Нет ни одной стены, думал он, за которой было бы тепло человеческой жизни. Со всех сторон сверху донизу неодушевленный мир. Холод!

И холод пробежал по самому Бейли, когда он подумал о деле (изумление от встречи с Глэдис на минуту вышибло это из его мозга).

– Проходите, садитесь, Илия. Извините, что я слегка не в себе. Я вторично в центре мировой сенсации, а мне и первого раза было более чем достаточно.

– Я понимаю, Глэдис. Пожалуйста, не извиняйтесь.

– А что касается вас, дорогой доктор, вы, пожалуйста, не считайте, что должны уйти.

– Ну… – Фастальф посмотрел на полосу времени на стене – я ненадолго останусь, а потом, моя дорогая, у меня есть работа, которую обязательно нужно сделать, хоть небо разверзнись, поскольку я должен смотреть в ближайшее будущее, когда мне могут вообще запретить работать.

Глэдис быстро заморгала, как бы удерживая слезы.

– Я знаю, доктор Фастальф. Вы попали в большие неприятности из-за… из-за того, что здесь случилось, а я, похоже, не имела времени подумать о чем-либо, кроме собственного… дискомфорта.

– Я, как могу, позабочусь сам о своих проблемах, Глэдис, и вы вовсе не должны чувствовать себя виноватой. Может быть, мистер Бейли сумеет помочь нам обоим.

– Я не знал, Глэдис, – тяжело выговорил Бейли, – что вы были впутаны в это дело.

– А кто же еще? – вздохнула она.

– Вы… вы были хозяйкой Джандера?

– Не совсем хозяйкой. Я взяла его на время у доктора Фастальфа.

– Вы были с ним, когда он… – Бейли подыскивал слово.

– Умер? Разве мы не можем сказать – умер? Нет, меня с ним не было. Предупреждая вопрос, скажу: в это время в доме не было никого. Я была одна. Я обычно одна. Почти всегда. У меня, как вы помните, солярианское воспитание. Но это, конечно, не обязательно. Вот вы оба пришли, и я совсем не против.

– Вы точно были одна, когда Джандер умер?

– Я же сказала, – ответила она чуть раздраженно. – Нет, я не обижаюсь, Илия, я знаю, что вы должны все повторять. Я была одна. Честно.

– Но роботы, конечно, были.

– Да, конечно. Когда я говорю «одна», я имею в виду, что других людей не было.

– Сколько у вас роботов, Глэдис? Не считая Джандера.

Глэдис помолчала, как бы подсчитывая.

– Двадцать. Пять в доме, пятнадцать снаружи. Роботы свободно ходят между моим домом и домом доктора Фастальфа, так что при беглом взгляде не всегда скажешь, мой это робот или его.

– Ага, – сказал Бейли. – А поскольку в доме доктора Фастальфа пятьдесят семь роботов, это означает, что всего их семьдесят семь. Есть здесь еще дома, чьи роботы смешиваются с вашими?

– Здесь нет, – сказал Фастальф, – других домов, достаточно близких, чтобы такое практиковалось. Да и вообще, такой практики нет. Я и Глэдис – особый случай, потому что она не аврорианка, и потому, что я несу… некоторую ответственность за нее.

– Даже и в этом случае – семьдесят семь роботов, – сказал Бейли.