Закон обратного волшебства

Оглавление

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Все трое повернули головы в сторону стеллажей, но никакой Татьяны Семеновны не увидели.

— Девочки?! Что там в метро?!

— Да ничего, — начала Анфиса, не приготовившаяся врать дальше, — просто я говорю, что опоздала из-за того, что в метро…

— Что в метро?! — Это уже заведующая вскрикнула. Она выскочила из-за перегородки и поверх очков смотрела на них с ужасом. В руках у нее были какие-то листы бумаги, и один вдруг упал и спланировал на пол.

— Да ничего нет в метро, — на всю аптеку закричала несчастная Анфиса Коржикова, — я опоздала из-за того, что поезда долго не было. Я на платформе ждала, а его все не было, а потом пришел, и я в него не влезла, а влезла только в следующий!

В дверях маячили лица сотрудников, привлеченных криками в торговом зале. Лида смотрела на Анфису в изумлении, как будто та призналась в том, что только что встретила на улице кабана-бородавочника. Лида всегда умела оказаться на стороне начальства — даже в большей степени, чем само начальство.

Заведующая нагнулась и подняла листок.

Никто ничего не сказал вслух, но ужас, охвативший всех при слове «метро», словно повис в воздухе.

— Вот жисть какая, — сказала уборщица Нина, — это же господи спаси! Всякий день то горим, то тонем. То режут, то взрывают. А все потому, что небо космосом проткнули и сатана теперь…

— Нина! — одернула ее заведующая строго. Уборщица еще побормотала и затихла.

Заведующая оглядела свое «бабье царство» сначала поверх очков, спустив их на кончик носа, а потом снизу, задрав их на лоб.

— Девушки, все по местам. На три минуты опаздываем.

В аптеке все без исключения именовались «девушками», даже бывшая кассирша Целя Израилевна.

Она состояла на пенсии последние лет тридцать и работала фасовщицей, потому что жить без аптеки не могла. Ей было лет сто или двести, и она имела привычку время от времени спрашивать у всех, помнят ли они, как в Москву приезжала Айседора Дункан и «прелестно, прелестно» танцевала.

Все мялись и от прямого ответа уклонялись, потому что, в случае если кто Айседору Дункан в Москве не видел, Целя Израилевна пускалась в рассказы, которым не было конца. Подчас не было и начала, но ее это не смущало. При этом она нещадно курила, напоминая собой Фаину Раневскую из фильма «Свадьба», и пряталась от заведующей, которую, по ее словам, помнила «еще ма-аленькой девочкой».

«Маленькая девочка» — заведующая — с куревом всех нещадно гоняла, презирала и строгим голосом говорила, что «медицинский работник не может себе позволить такие безобразные безобразия.»

— Коржикова, переодевайся, и на рабочее место, — строго сказала заведующая. — Лидия Андреевна, открывайте. Вон уже первые посетители! — и она кивнула за стеклянную дверь.

Все оглянулись. За дверью действительно маячили две тени. Эти тени два старика из соседнего дома — приходили каждый день в одно и то же время, к открытию. Они покупали по очереди — валидол и «таблетированную валериану». Должно быть, у них был строгий график, кто из них что именно сегодня покупает. Ни на что другое у них не хватало денег, и они приходили «общаться», а валидол с валерианой покупали «из вежливости». Им казалось, что если они покупают, значит, у них есть дело, не просто так они таскаются и занятых людей от работы отвлекают.

Аптечные «девушки» жалели и любили их, особенно Целя Израилевна, которая рассказывала им, какой дивный магазин «Пуговицы» стоял на том самом месте, где нынче построили гостиницу «Минск». Впрочем, старики были ненавязчивы и интеллигентны, особенно никому не досаждали, и, если «девушкам» было не до них, они мирно сидели на диванчике под раскидистой пальмой с жесткими листьями, которые каждый день протирала тряпочкой уборщица Нина. Вставала на табуреточку и протирала, листик за листиком. Варвара Алексеевна, заведующая, была большой поборницей чистоты.

— По местам, — как капитан на мостике, скомандовала Варвара Алексеевна, — рабочий день начинается.

Анфиса помчалась переодеваться, очень отчетливо осознав, что команда адресована лично ей.

В раздевалке у нее был самый крайний шкафчик, доставшийся ей по наследству от Клавы Ковалевой, которая год назад ушла в декрет. Клаву в аптеке любили, вспоминали и из уст в уста передавали всем, кто только желал слушать, историю ее жизни. Как в детдоме выросла, как потом в фарминституте выучилась, как оказалась она богатой наследницей, как маньяк полоумный ее чуть не убил, а майор Ларионов спас, а потом женился…

Анфиса знала историю наизусть, но все равно всегда слушала, а в той части, где речь шла о «богатой наследнице», — особенно внимательно.

Анфиса стянула клетчатый пиджачок, сунула его в шкафчик и выхватила халат, хрусткий и переливающийся от избытка крахмала. Заведующая любила только такие халаты, и в прачечной, куда сдавали аптечное белье, все об этом знали, потому что прачечная существовала столько же, сколько и аптека, — наверное, с начала прошлого века.

Анфиса пристроила на короткие волосы легкий белый колпачок, глянула на себя в зеркало и побежала к двери, но вдруг остановилась, вернулась и вновь распахнула шкафчик.

Нужно перевесить пиджак. Конспирация, к которой она давно привыкла, иногда вдруг начинала давать сбои. Какая, к черту, конспирация, когда все вокруг давно стали своими, а она ведет себя с ними, как с врагами!

Но изменить ничего было нельзя, по крайней мере пока, и Анфиса Коржикова прекрасно это понимала.

На пиджачке, под самым воротником, пришита приметная этикеточка одной известной французской фирмы, и именно ее следовало спрятать от посторонних глаз. Эти самые глаза могли быть только у уборщицы Нины, которая иногда" как бы по ошибке, заглядывала в чужие шкафы, и хотя вряд ли она знала, что это за фирма, все равно нужно быть осторожной.