Русская наследница

Оглавление

— Я… нет. Я, собственно, на минуточку. — Катя сбросила дубленку, взяла у племянника мяч и, покручивая его в руках, попробовала говорить беззаботно и легко. А выходило наоборот — нервно и напряженно. — Я ненадолго украду у вас Филиппа. Вы не против? Филипп, ты не составишь мне компанию? Мне нужно кое о чем с тобой поболтать. В общем, я приглашаю тебя в ресторан. Ничего, что без предупреждения? Мы немного посекретничаем. Это ничего? Надеюсь, никто не обидится?

Катя ни на кого не смотрела, строча свою тираду. И поэтому не заметила, как Аня исподлобья наблюдает за ней.

Нет, конечно же, никто не обидится. О чем речь. Даша принялась объяснять Филиппу, что от него хотят. Сходить с Катей в ресторан. Ей что-то нужно. Он и сам прекрасно понял, что у той что-то стряслось. Просто он совсем по-новому слушал Дашин голос. Слушал и улыбался. Конечно, он пойдет. Он сделает все, о чем просит Катя. Хотя в отличие от своей неторопливой, даже, пожалуй, медлительной сестры Катя казалась ему чересчур подвижной, даже, пожалуй, резковатой. Нервной. И ему никуда не хотелось идти. По вечерам они так хорошо играли в карты и лото, что Филипп почувствовал только сейчас, что тихий вечер за столом возле торшера ему как-то милее, чем русский ресторан. Скорее всего официанты там такие же грубые, как и продавцы. Никуда он не хочет. Но тем не менее он безропотно собрался и вышел вслед за Катей в морозную снежную канитель.

Приличный ресторан в городе был один, туда Катя и повела Филиппа.

Они прошли через весь зал и заняли столик в углу, прямо у окна. В ресторане царил уютный полумрак. Каждый столик освещала отдельная настольная лампа, свет которой был неназойлив благодаря плотному абажуру. Официанты вопреки ожиданиям американца оказались предупредительны и расторопны — заказ принесли моментально. Катя расспрашивала Филиппа о его впечатлениях о России. О семье. О работе в фирме. О Юнине.

Каким он был в последнее время? Как жил? Как относился к Филиппу?

Американец обстоятельно отвечал. Настолько обстоятельно, насколько у него доставало русских слов.

Катя слушала его так, точно от его ответов зависела ее жизнь. Она сидела, склонив голову набок, впившись в него взглядом, как-то скорбно наморщив лоб. И все же ему казалось, что она не слышит его. Она обдумывает что-то свое.

— Он тебя очень любил, — произнес Филипп зачем-то. Наверное, думал, что делает ей приятное. Она кивнула. Да, Юнин ее любил, это правда, она знает.

Катя достала сигареты из сумочки.

— У меня от него сын.

Филипп молчал, наблюдая за женщиной. Ему показалось, что он не совсем понял, что она сказала.

— Сын. Маленький сын. Ему три года. Александр.

— Сын? Сын Станислава?

— Да. — Катя улыбнулась, но Филипп увидел, что она готова заплакать.

Она закурила, выдернула из вазы салфетку и, продолжая кривить рот в улыбке, промокнула слезы.

— Он не знал? — Филипп распахнул глаза, отказываясь понимать то, что услышал. Лицо женщины болезненно сморщилось.

Это было мучение — изволь объяснить ситуацию иностранцу. Тут своему, родному, трудно рассказать, не каждый поймет. Она видела, что Филипп возмущен. Он не поймет ее. Он, вероятно, любил Юнина, раз так разгорячился. Катя протянула руки через стол и накрыла ими ладони Филиппа.

— Не думай обо мне плохо, — попросила она. — Мой сын болен. Он находится в лечебном центре. Мне не дают его. Я — плохая мать. Но его может усыновить иностранец. Усыновить, вылечить…

Катя передохнула, опустила глаза. Ей трудно было выдержать напряженный взгляд американца. Он осуждает ее. Он не понимает ничего из того, что она пытается втолковать ему.

— У тебя есть дети? — спросила она. Он отрицательно покачал головой.

— А жена?

— Нет.

— Это хорошо.

Катя оставила в покое руки Филиппа и залпом выпила вино.

Сверкнула глазами на американца и изобразила улыбку.

— Ты не думай… Я очень люблю своего ребенка, — продолжала она. — Я нашла деньги на его лечение… Ему срочно нужна операция. Доктор Цвигур. Не слышал?

Что я могу для него сделать? — перебил Филипп, и Катя на минуту умолкла. Она отвернулась к окну, собираясь с духом. Когда повернулась к Филиппу, была уже совсем другая — бледная и строгая.

— Женись на мне.

Филипп молчал. Внимательно смотрел на нее и молчал.

«Считает меня сумасшедшей», — подумала Катя.

— Это будет фиктивный брак, — уточнила Катя, глядя в задумчивые глаза иностранца. — Я не прошу у тебя больших жертв. Ведь ты не женат.

— Мы с женой в стадии развода.

Катя снова дотронулась до его руки.

— Мне больше не к кому обратиться, — сказала она. — Это безвыходное положение. Я подумала… если вы со Славкой были друзьями, то ты мог бы сделать это для его сына. А?

Филипп потер переносицу. Он ничего не успел ответить. В начале зала раздался шум, и они дружно оглянулись. Швейцар пытался кого-то выпроводить из ресторана. Несколько секунд спустя Катя разглядела, что этот кто-то — ее племянница Анютка, взъерошенная как воробей, вся в снегу. Вырвавшись из рук швейцара, она пролетела мимо ошарашенной публики, прямо к их столику. Шарф выбился из-под воротника, варежки мотались на резинках — мать пришивала их ей как маленькой.

Девочка с лету что-то швырнула Кате, что мелко звякнуло о тарелку.

Катя взглянула — ее золотая цепочка.

Анютка тяжело дышала. Швейцар уже шагал к их столику в сопровождении местного амбала. Филипп поднялся навстречу, сунул в руку швейцару доллар, что-то сказал по-английски. Швейцар ретировался. За ним лениво двинулся амбал.

— В чем дело, Аня? — поинтересовалась Катя, взирая на племянницу.