Русская наследница

Оглавление

— Так… — наконец подал голос Шатров, — эту квартиру я записываю на Сашу, и на этом все. Завтра мы привозим твоего сына домой и расстаемся уже навсегда. Я никогда не напомню тебе о своем существовании, обещаю. Ты не будешь от меня зависеть, это железно, я умею держать свое слово. Считай, что лично для тебя я не сделал ничего. Это для ребенка. Такой расклад тебя устраивает?

— Нет.

Он повернулся к ней лицом. В его глазах была усталость.

— Что теперь? Ты мне не веришь? Думаешь, я буду надоедать тебе звонками, стоять под окнами, путаться у тебя под ногами на улице?

Шатров грустно улыбнулся. Катя вдруг поняла, что так все и будет. Если она захочет — она никогда его больше не увидит.

— Нет! — Она поднялась со стула и подошла к нему. Теперь он не мог спрятать глаза. Катя дотронулась до воротника его расстегнутого пальто. — Как ты это сказал? Хочу встречаться с тобой… обыкновенно — как встречаются мужчина и женщина…

— Ты это серьезно?

Катя была так близко… Но Шатров не сделал ни малейшего движения. Он стоял, боясь пошевелиться, руки его по-прежнему лежали на подоконнике.

— Или ты — против? — Ее ладони замерли на его груди.

Шатров чуть качнул головой. Катя обвила его шею руками и прижалась носом к ямке между ключиц. Руки Марата покинули подоконник и переместились к ней на спину. Так они стояли, грея друг друга своим теплом, думая друг о друге. Мысли эти были теплые и осторожные, как само объятие.

— А теперь давай уйдем отсюда, — тихо сказала Катя. — И больше не будем говорить об этой квартире.

Шатров шумно выдохнул и подчинился. Они вернулись в машину. Через час они подъезжали к турбазе «Рассвет», сонное царство которой не нарушал даже огонек сторожки.

Они вошли в дом, и, пока искали выключатель, соприкасаясь руками в темноте прихожей, мощное электрическое поле нашло их и окутало с головы до ног, мешая двигаться и дышать. Катя шагнула в гостиную, проверяя достоверность своего ощущения — она теперь слышала, как Шатров ходит туда-сюда, перетаскивая из машины в кухню продукты, и чувствовала на спине и руках горячее покалывание. Словно по коридору носилась шаровая молния.

Чтобы чем-то себя занять, Катя взяла лежащие здесь березовые поленья и разожгла камин. Вставила диск в музыкальный центр. Музыка пузырьками наполнила пространство. Катя направилась на кухню, но Шатров заорал, услышав ее шаги:

— Нет! Не ходи сюда! Я сам!

Катя вернулась и села на пол у камина, улыбаясь и не замечая своей улыбки.

Шатров толкнул дверь коленкой и вкатил в гостиную сервировочный столик, уставленный в два этажа. Катя не могла по достоинству оценить его кулинарные хлопоты — она видела сейчас только большую фигуру Шатрова в толстом синем свитере, его блестящие черные глаза и чувствовала раскаленный магнит поля, которое он излучал.

Он протянул ей бокал с шампанским и опустился рядом, на ковер.

— За тебя, Катя.

— За тебя, Марат…

Она пробовала на вкус его имя. Оно напоминало ей орех, попадающийся в шоколаде. Так, откусывая шоколад, приятно снова и снова натыкаться на острые со всех сторон крошки. Марат. Раскатисто и твердо. На его смуглых скулах отсвечивал огонь, делая черты лица жесткими. Катя одним махом выпила шампанское и поставила бокал на пол.

Бросила взгляд на сервировочный столик.

— Как жаль… — призналась она. — Мне кажется, я не в состоянии съесть ни кусочка.

Шатров завороженно наблюдал игру огня на ее лице.

Катя протянула руку и дотронулась до его щеки. Блик пламени выскользнул из-под ее ладони. Щека была горячей и твердой. Марат поймал ее пальцы и приложил их к губам. В следующую секунду Катя уже была близко-близко к его лицу. На нее плеснулась чернота его глаз, как ночь из окна. Миг спустя Катя стала растворяться в нем, как влажный ветер растворяется в сухой листве сентябрьского леса, как набежавшая волна растворяется в седой полоске прибрежного песка.

— Ма-рат…

— Ка-тя…

Она пробегала пальцами по выпуклому рисунку его свитера, и пальцам становилось горячо до боли. Кате начинало казаться, что она сгорит сегодня. От этой мысли становилось жутко и приятно одновременно. Его сдержанное напряжение и пугало, и притягивало — она чувствовала, как по его мышцам легкой судорогой пробегает дрожь, как пульсирует кровь на виске под ее губами, а горячее дыхание обжигает ей шею. Даже когда на ней не осталось ни нитки, ей по-прежнему было жарко от близости его тела. Она подчинялась его рукам, как глина подчиняется рукам скульптора, и с замиранием сердца ждала — что же из нее такое вылепят. Она уже скоро перестала понимать, где кончается она, где начинается он. Себя она прослеживала по токам, возникающим из-под его губ, усов, пальцев. Шелковистое касание усов доводило ее до потери реальности — ей казалось, что от остроты ощущений она теряет сознание, то проваливаясь в сладкие глубины чувственного экстаза, то выныривая на поверхность для новых, еще не изведанных ощущений. Когда Шатров уже не мог больше сдерживать себя и они соединились в одно движущееся в едином ритме раскаленное тело. Катя почувствовала собственную силу, словно выпила из Марата часть его неистовой энергии. Потом они долго лежали на ковре и смотрели друг на друга — изучая. Привыкая к тому новому ощущению, которое наполняло обоих.

Каждый боялся первым спугнуть ту фантастическую атмосферу пещерной первобытности, которую создавали огонь, запах хвои и березы, шершавая жесткость ковра.

Шатров дотянулся и стащил с кресла покрывало. Завернулся в него как в тогу. Катя набросила на плечи его рубашку.