Русская наследница

Оглавление

Катя удивленно всмотрелась в него.

— Да что с тобой, Марат?

Шатров пожал плечами. Еще раз чмокнул ее куда-то в нос и уже развернулся, чтобы уйти, когда в палату вошла медсестра. В руках она держала букет розоватых хризантем.

— Щебетина?

— Да.

— Это вам.

Катя растерянно приняла букет.

— А от кого?

— Вот уже не знаю. Санитарке внизу отдали.

И медсестра, скользнув взглядом по Шатрову, юркнула в коридор.

Катя вопросительно уставилась на Марата. Тот пожал плечами:

— Это не я. Я бы сам принес.

Марат попрощался и вышел в коридор. Чувствовал он себя неважно. Эти цветы… Получается, он, как ревнивый муж, проверять приехал. Он бегом спустился вниз, отгоняя от себя непрошеные мысли. Как ни крути, выходило, что ему небезразлично, кто именно дарит Кате цветы. Хотя букет могли передать с работы, цветы мог прислать Филипп, соседи по общежитию. Кто угодно. И вообще Шатров никогда не считал себя ревнивым. Все это глупости. Он выскочил на крыльцо, застегнул куртку и пошел к машине. Сел, включил зажигание и понял, что непонятное волнение не отпустило его. Он уже собрался ехать, когда взгляд случайно задел территорию сквера, куда выходили окна Катиной палаты. Он сразу увидел того парня. Машины поблизости не было, а парень стоял, подпрыгивая — грея ноги. Видимо, давно стоял, если успел замерзнуть. Парень смотрел вверх, прямо на Катины окна. Шатрову хорошо была видна широкая спина пресловутого преследователя и большое больничное окно на третьем этаже, с цифрой 15, выведенной на картоне синей гуашью.

Через минуту Шатров увидел Катю — она поставила вазу на подоконник и стала расправлять хризантемы. Парень замер, заметив ее. Шатров прямо-таки кожей почувствовал его напряжение. И ноги-то у парня замерли, перестали выстукивать.

А Катя стояла себе у окошка, вся в своих мыслях, цветочки трогала. И Шатров напряженно ожидал, когда же она заметит стоящего внизу мужчину. И тот мужчина внизу, по-видимому, ожидал того же. И ожидания сбылись. Катя вдруг остановилась, прекратив возню с цветами, как в стоп-кадре, и Марат понял, что она увидела парня. Тот нерешительно помахал ей. Катя нахмурилась. Он замахал сильнее — она покачала головой и отошла от окна.

Парень в сердцах дернул рукой — как понял Шатров, это был жест крайнего разочарования — и поплелся к машине. Та, как оказалось, стояла недалеко, за оградой сквера.

Шатрову стало жарко. Он вышел из машины и встал, подняв лицо к небу. Снежинки тихо падали ему на щеки и лоб, превращаясь в воду, стекая к усам. Итак, у него — соперник. Он почему-то не ожидал подобного поворота. С тех пор как обнаружил наблюдателя, Шатров предполагал множество вариантов, кроме этого. А почему, собственно? Кто-то упорно добивается ее внимания у него, Шатрова, под носом. И не поймет, бедолага, что Кате сейчас не до них, мужиков, у нее сейчас голова другим занята. Там ребенок между жизнью и смертью. Но это все пройдет. Шатров почему-то был уверен, что у мальчика все будет хорошо. И что тогда? Шатров вроде как и выбора ей не оставил. Может быть, он морально давит на нее? А может, она привязалась к нему из чувства благодарности? Чувствует себя обязанной. И у родителей осталась, потому что не уверена в своем выборе. Тьфу, черт! Неожиданные мысли отравили остатки душевного равновесия. Он смотрел на больничные окна и ясно представлял себе Катю: как она бесшумно двигается, протирает полотенцем чашку, поправляет одеяло мальчику, склоняет голову над книжкой. Марат выучил ее жесты и носил их с собой в памяти как согревающий компресс для озябшей души. Мысль о том, что Катя — со всеми ее повадками, смехом, словечками — принадлежит ему, обращена к нему, как цветы к солнцу, всем своим существом, согревала Шатрова целый день, пока он был вдали от нее. А когда они снова встречались, он заряжался от нее, как аккумулятор от сети. Сейчас он понял, что жил последние пару лет на исходе внутренних сил, и если бы не встретил Катю, наверное, просто выдохся бы, иссяк морально. Она придала новый смысл его существованию. С тех пор как он потерял Светку, он жил, потому что должен был. Его питало чувство долга и пресловутое «назло».

Он продирался сквозь эту жизнь, как упрямое растение сквозь асфальт, и тянул за собой дочь. Они выжили, не пропали. И Марат сделал все возможное, чтобы дочь не чувствовала себя ущербной, обделенной любовью, чтобы была счастлива. А вот о счастье для себя Шатров уже не помышлял. Рассуждения о любви и тому подобные сентиментальности вызывали у него усмешку с оттенком легкого цинизма. И то, что происходило у него с Катей, он как-то сначала и не соотносил с понятием «любовь». Ну, столкнула жизнь, оказался человек необходимым. Как воздух… Выяснилось, что жил ты до сих пор в условиях постоянной нехватки воздуха, как если бы долго летел в самолете или плыл на подводной лодке. Но ведь может быть по-другому. Можно дышать полной грудью. Сердце способно замирать от мысли, что тебя кто-то ждет и ты будешь ужинать с ней… И вид освещенного окна может пронзать насквозь и вызывать слезы. А ты был уверен, что слез больше нет и быть не может, а одиночество будто бы легко и естественно подменяется словом «свобода». Теперь, поняв вдруг, что Катя нужна не ему одному, а кому-то еще, Шатров растерялся. Он вдруг ощутил всю шаткость и иллюзорность своего счастливого состояния. А вдруг она полюбит другого? Что тогда? Все рухнет в один миг? Ощущение собственной беспомощности накрыло его с головой. Он сел за руль. Что-то он раскис, а это не в его правилах. Нужно собраться и делать дело. Он не позволит никому отнять у него Катю. Не позволит, и все.