Графиня де Монсоро. Том 2

• Предыдущая
• 130/140
• Следующая

130

– Нет. Иди, я покажу тебе кое-что.

– Куда идти?

– В мой кабинет.

– То, что ты собираешься показать мне, и придает тебе веру в победу?

– Да.

– Тогда пойдем.

– Постой.

И Генрих вернулся к кроватям молодых людей.

– А что? – спросил Шико.

– Послушай, я но хочу завтра, вернее, сегодня ни омрачать их, ни разнеживать. Я попрощаюсь с ними сейчас.

Шико кивнул головой.

– Прощайся, сын мой, – сказал он.

Тон, которым он произнес эти слова, был таким грустным, что у короля мурашки побежали по телу и слезы навернулись на глаза.

– Прощайте, друзья, – прошептал Генрих, – прощайте, добрые мои друзья.

Шико отвернулся, сердце у него было тоже не из камня.

Но взор его невольно снова обратился к молодым людям.

Генрих, склонившись над ними, одного за другим целовал их в лоб.

Свеча из розового воска озаряла бледным, погребальным светом драпировки спальни и лица актеров, участвовавших в этой сцене.

Шико не был суеверен, по когда он увидел, как Генрих касается губами лбов Можирона, Келюса и Шомберга, ему почудилось, что это скорбит живой, паники прощаясь с мертвыми, уже лежащими в гробах.

– Странно, – сказал себе Шико, – я никогда ничего подобного не испытывал. Бедные дети!

Как только король кончил прощаться со своими друзьями, д'Эпернон открыл глаза, чтобы поглядеть, ушил ли он.

Король уже покинул комнату, опершись на руку Шико.

Д'Эпернон вскочил с постели и принялся как можно тщательнее стирать пятна крови со своих сапог и одежды.

Это занятие вернуло его мысли к событиям на площади Бастилии.

– Да у меня и крови бы не хватило для этого человека, ведь столько он ее пролил сегодня ночью, а сражался совсем один.

И д'Эпернон снова улегся в постель.

Что до Генриха, то он привел Шико к себе в кабинет, открыл длинный ящик из черного дерева, обитый внутри белым атласом, и сказал:

– Вот, посмотри!

– Шпаги! – воскликнул Шико. – Вижу. Что же дальше?

– Да, это шпаги, но шпаги освященные, друг мой.

– Кем?

– Самим папой, нашим святейшим отцом. Он оказал мне эту милость. Чтобы доставить ящик в Рим и обратно, потребовалось двадцать лошадей и четыре человека. Но зато у меня есть шпаги.

– Острые? – спросил гасконец.

– Конечно. Но главное их достоинство, Шико, в том, что они освящены.

– Само собой. Однако все же приятно сознавать, что они к тому же еще и острые.

– Нечестивец!

– Ладно, сын мой, теперь поговорим о другом.

– Хорошо, но поспешим.

– Тебе хочется спать?

– Нет, мне хочется помолиться.

– В таком случае поговорим о деле. Приказал ты привести монсеньера герцога Анжуйского?

– Да, он ждет внизу.

– Что ты собираешься с ним делать?

– Я собираюсь отправить его в Бастилию.

– Очень мудро. Только выбери темницу понадежнее, с толстыми стенами и крепкими замками. Ту, например, в которой сидел коннетабль де Сен-Поль или Жак д'Арманьяк.

– О! Будь спокоен.

– Я знаю, где продается прекрасный черный бархат, сын мой.

– Шико! Это же мой брат!

– Ты прав, при дворе, во время траура по членам семьи, одеваются в фиолетовое. Ты будешь с ним говорить?

– Да, разумеется, хотя бы для того, чтобы лишить его всякой надежды, доказав, что заговоры его раскрыты.

– Гм! – сказал Шико.

– У тебя есть какие-нибудь возражения против моей беседы с ним?

– Нет, но на твоей месте я упразднил бы речи и удвоил срок пребывания в тюрьме.

– Пусть приведут герцога Анжуйского, – приказал Генрих.

– Все равно, – сказал Шико, качая головой, – я стою на том, что сказал.

Через минуту вошел герцог. Он был безоружен и очень бледен. Его сопровождал Крийон с обнаженной шпагой в руке.

– Где вы его нашли? – спросил король Крийона, разговаривая с ним так, словно герцога и не было в комнате.

– Государь, его высочество отсутствовал, когда я именем вашего величества занял Анжуйский дворец, но очень скоро его высочество вернулся домой, и мы арестовали его, не встретив сопротивления.

– Вам повезло, – сказал король с презрением. Затем, обернувшись к принцу, он спросил:

– Где вы были, сударь?

– Где бы я ни был, государь, смею вас уверить, – ответил герцог, – что я занимался вашими делами.

– Я так и полагал, – сказал Генрих, – и, глядя на вас, убеждаюсь, что не ошибся, когда ответил вам тем же – занялся вашими.

Франсуа поклонился со спокойным и почтительным видом.

– Ну так где же вы были? – спросил король, шагнув к брату. – Чем занимались вы в то время, как арестовывали ваших соучастников?

– Моих соучастников? – переспросил Франсуа.

– Да, ваших соучастников, – повторил король.

– Государь, я уверен, что ваше величество ввели в заблуждение.

– О! На этот раз, сударь, вы от меня не убежите, ваша преступная карьера окончена. И на этот раз тоже вам не удастся занять мой трон, братец…

– Государь, государь, молю вас, успокойтесь, определенно кто-то настроил вас против меня.

– Презренный! – вскричал преисполненный гнева король. – Ты умрешь от голода в одной из темниц Бастилии.

– Я жду ваших приказаний, государь, и благословляю их, даже если они приведут меня к смерти.

– Но где же вы все-таки были, лицемер?

– Государь, я спасал ваше величество, и трудился во имя славы и мира вашего царствования.

– О! – воскликнул остолбеневший от изумления король. – Клянусь честью, какова дерзость!

– Ба, – сказал Шико, откинувшись назад, – расскажите нам об этом, мой принц. Вот, должно быть, любопытно!

3

• Предыдущая
• 130/140
• Следующая