|
Оценить:
|
Джонни и мертвецы
2
— Она говорит, в Хэллоуин ведьмы переходят все границы, — продолжал Холодец.
— Что? — Джонни наморщил лоб. — Зачем? Хотят попутешествовать, поглядеть на эти самые… как их… Канарейские острова?
— Наверное, — пожал плечами Холодец.
— Н-ну… в общем, неглупо. Они же старые, им, наверное, в мертвый сезон делают скидку, — сказал Джонни. — Моя тетка может куда хочешь доехать на автобусе почти задаром, а она никакая не ведьма.
— Тогда непонятно, чего миссис Ментор волнуется, — пожал плечами Холодец. — Ведь если все ведьмы укатят в отпуск, здесь станет куда спокойнее…
Они миновали чрезвычайно декоративный склеп — он мог похвастать даже оконцами из кусочков цветного стекла. Трудно было представить, кому может взбрести в голову заглядывать внутрь, но еще труднее было вообразить, кому может припасть охота выглянуть наружу.
— Не хотел бы я оказаться с ними в одном самолете, — задумчиво протянул Холодец. — Представляешь, ждешь ты отпуска, ждешь, вот наконец тебе его дают — осенью, ты садишься в самолет, а там все эти ведьмы летят за бугор!
— И поют «Мы едем, едем, едем»? — спросил Джонни. — Или «Вива-эх-спа-аниель»?
— Зато обслуживание в гостинице уж точно будет высший класс, — добавил он, подумав.
— Ага.
— Смехота, — сказал Джонни.
— Что?
— Я читал, — объяснил Джонни, — что в Мексике или где-то еще есть обычай каждый год на Хэллоуин всем отправляться на кладбище и устраивать там большую фиесту. Понимаешь, они вроде как не въезжают, почему человек должен оставаться в стороне от событий, если он умер.
— Елы! Пикник? Натурально на кладбище?
— Да.
— А жмурики, небось, шпроты таскают? Представляешь — из земли лезут зеле-еные светя-я-ящиеся ру-уки…— замогильным голосом провыл Холодец.
— Вряд ли. И вообще… в Мексике не едят шпроты. Там едят тор… ну эту…
— Тортиллу.
— Вот-вот.
— Спорим, — сказал Холодец, озираясь, — спорим… спорим, тебе слабо постучать в одну из этих дверей. Спорим, за ними затаились покойники.
— А чего им таиться? Холодец подумал.
— А они всегда таятся. Не знаю почему. Я смотрел. И еще они умеют проходить сквозь стены.
— А зачем? — спросил Джонни.
— Чего — зачем?
— Зачем им проходить сквозь стены? Живые-то этого не умеют. Так на кой это покойникам?
Мама у Холодца была очень сговорчивой в отношении видео. Если верить Холодцу, ему позволяли в одиночку смотреть такие фильмы, которые даже столетним старичкам приходится смотреть вместе с родителями.
— Не знаю, — сознался он. — Они всегда почему-то жутко злые.
— Из-за того, что померли, да?
— Наверное, — сказал Холодец. — Что за жизнь у покойников!
Вечером Джонни задумался над этим (к тому времени он уже познакомился с Олдерменом). Знакомых покойников у него было немного: мистер Пейдж, который, кажется, умер в больнице, и прабабушка, которая просто умерла. Их нельзя было назвать особенно злыми. Прабабушка не очень хорошо ориентировалась в окружающей обстановке, но ни-1 когда не злилась. Джонни навещал ее в «Солнечном уголке» — она там помногу смотрела телевизор, коротая время в ожидании обеда, полдника или ужина. А мистер Пейдж, тихий старичок, единственный из взрослых с улицы Джонни днем бывал дома.
Вряд ли они стали бы восставать из мертвых только для того, чтобы станцевать с Майклом Джексоном. А единственное, ради чего прабабушка Джонни стала бы проходить сквозь стены, — это телевизор, который можно смотреть без необходимости предварительно с боем увести пульт у пятнадцати других старушек.
Джонни казалось, что многие люди все понимают шиворот-навыворот, о чем он и сообщил Холодцу. Холодец не согласился:
— Наверное, покойники думают по-другому.
Они шли по Западной авеню. Кладбище было спланировано как город с улицами. Названия не блистали оригинальностью — Северный проезд и Южная аллея, к примеру, упирались в Западную авеню. В месте слияния на засыпанном гравием пятачке стояли скамейки — это было что-то вроде центральной площади. Но большие безмолвные викторианские склепы создавали атмосферу предпраздничного «короткого» дня, затянувшегося навеки.
— Отец говорит, все это застроят, — сказал Холодец. — Он говорит, городской совет продал кладбище какой-то крупной компании, потому что его жутко дорого содержать. За гроши продал. За пять пенсов.
— Целое кладбище? — не поверил Джонни.
— Так он сказал. — Казалось, Холодцу и самому не больно-то верится. — И вроде вышел скандал, реально.
— И тополевую рощу?
— Все-все, — сказал Холодец. — Под офисы, что ли.
Джонни оглядел кладбище. Это был единственный на много миль участок открытой местности.
— Я бы дал фунт, не меньше, — сказал он.
— Да, только ты ничего не смог бы тут построить, — сказал Холодец. — Вот в чем штука!
— А я бы и не стал ничего строить. Я бы заплатил им фунт, просто чтобы все осталось как есть.
— Да, — рассудительно промолвил Холодец, — но людям нужно где-то работать. Нам Нужны Рабочие Места.
— Здешние жильцы не порадовались бы, — сказал Джонни. — Если б узнали.
— Их, наверное, куда-нибудь перевезут, — сказал Холодец. — А то потом газон будет не вскопать.
Джонни поглядел на ближайший склеп (один из тех, что походили на мраморные сараи) и прочел бронзовые буквы на двери:
ОЛДЕРМЕН ТОМАС БОУЛЕР
1822-1906
Pro Bono Publico
На камне был (наверное) вырезан портрет самого Олдермена. Почтенный муж глубокомысленно смотрел куда-то вдаль, словно тоже ломал голову над тем, что же значит «Рrо Воnо Publico».
— Вот кто наверняка зол как черт, — сказал Джонни.
