Тайфуны с ласковыми именами

Оглавление

— Ты уже потратил на эту операцию столько денег, Пьер… — слышится сонный голос Флоры.

— Что верно, то верно, — бормочу в ответ.

— …И потерял столько времени…

— Что верно, то верно, — повторяю я.

— …с единственной целью — чтобы меня осчастливить, не правда ли, мой мальчик?

— Грубовато работаешь, милая. Ты прекрасно знаешь, это не единственная цель. Но я действительно смогу тебя осчастливить. И в силу простого обстоятельства.

— Какого именно? — спрашивает она, но сонливость ее уже рассеялась.

— Там, где находится то, что ты ищешь, лежит и нечто другое, интересующее меня. Предельно просто, верно?

— А что это такое — «нечто другое», Пьер?

— Бумаги, документы — словом, ерунда, не стоящая выеденного яйца.

— И ты готов пожертвовать брильянтами ради ерунды?

— Именно: готов. Как бы невероятно это тебе ни казалось. Неужто ты не допускаешь, что есть вещи важнее денег?

— Нет. Не могу я допустить подобной глупости, — сознается она. Но вот ее голос снова делается сонным: — Впрочем, все зависит от точки зрения. Ты, наверно, из тех, кто, уйдя с головой в политику, бросают бомбы и стреляются…

Чтобы она могла спокойно уснуть, я не отвечаю на ее слова и мысленно сосредоточиваюсь на том, что меня ждет. Попросту совещаюсь сам с собой, чтобы стала ясней перспектива. Не знаю, как долго длится совещание, но у меня такое чувство, что Флора уже совсем притихла, и я осторожно просовываю руку под подушку, чтобы добраться до лечебного препарата. Должно быть, ампулка закатилась слишком далеко, раз я не могу нашарить ее рукой. И когда мне кажется, что она уже где-то совсем рядом, надо мной неожиданно нависают пышные груди Флоры.

— Ты спишь, мой мальчик?

Эти слова и эти груди — последнее, что я слышал и видел, прежде чем погрузиться в неясный и странный наркотический сон.

Просыпаюсь я с острой головной болью и отвратительной горечью во рту. Однако мне не сразу удается сообразить, что я проснулся, потому что в голове все еще витают бессвязные образы, и я даже не в состоянии понять, как и почему я оказался в этой незнакомой квартире. Потом наконец я догадываюсь, что это, должно быть, отель «Терминюс», и я вижу над своим лицом покачивающиеся пышные груди Флоры и слышу ее заботливый голос: «Ты спишь, мой мальчик?»

Усыпила меня моим же собственным снадобьем, кобра этакая. Заметила в зеркале, как я прячу ампулку, и, пока я раздевался, метнула ее под свою подушку.

Еще не до конца разобравшись, что и как было, я вскакиваю с постели. Вскакиваю, чтобы снова свалиться: жутко кружится голова, тошнит. Только сейчас не время падать в обморок. Снова пытаюсь встать, на сей раз медленно и осторожно. Смотрю на часы, оставленные на столе: семь минут шестого. Слава богу. Неуверенными шагами иду в ванную и становлюсь под душ.

Немного погодя я уже чувствую, что воскресение наступило. Я мигом одеваюсь, и мне удается установить по некоторым пустяковым признакам: мои карманы тщательно обшарены. Никакой пропажи не обнаруживаю но карманы обшарены. Видимо, искала визитную карточку мосье Арона.

Я выхожу из отеля и иду по адресу, отпечатавшемуся в моей памяти. Хорошо по крайней мере, что эти наркотики не вытравляют то, что запечатлелось в мозгу, напротив — одним неприятным воспоминанием становится больше.

Кривая улочка, ведущая в верхние кварталы города, кажется безобразно крутой, но, хотя без пятнадцати шесть еще далеко не наступило, я набираю предельную скорость, потому что при создавшейся ситуации с такой женщиной, как Флора, нельзя быть уверенным ни в чем.

— Вы чуть поторопились. Я только что с работы, — с ноткой усталости замечает мосье Арон, открывая дверь своей скромной квартиры.

Как известно, при деловых встречах слишком ранний приход такое же выражение неучтивости, как опоздание. Правда, в данный момент меня заботит не столько учтивость, сколько ключ.

— Надеюсь, он у вас? — спрашиваю я, ощущая, как в груди шалит усталое сердце.

Вместо ответа хозяин вытаскивает из жилетного кармана упомянутый предмет, с виду довольно солидный и весьма сложной конфигурации.

— Надеюсь, это тот самый? — снова спрашиваю я, протягивая руку.

Мосье Арон деликатным жестом отстраняет ее и говорит с достоинством:

— Не забывайте, господин, что я принадлежу к старому поколению.

Хорошо, если обычаи старого поколения оказали тут свое влияние. В подобных сделках, при всех и всяких предосторожностях, иной раз приходится действовать вслепую.

— Если я не ошибаюсь, между полученной суммой и магическим числом существует некоторый разрыв, и его полагается заполнить, — намекает мне хозяин, продолжая держать ключ на почтительном расстоянии от моей нетерпеливой руки.

Флора запросто могла устроить мне наиподлейшую пакость, вытащив из кармана деньги. И тогда этот расчетливый человек ни за что на свете не расстался бы со своим ключом. Но ей это не пришло в голову, да и не могла она решиться на такой шаг.

Выложив банкноты, чтоб заполнить существующий разрыв, я беру взамен секретный инструмент и, пожелав мосье Арону доброго здоровья и спокойной старости, ухожу.

Без восьми шесть.

Хотя еще только без восьми шесть, на улице уже остановился черный «опель» Флоры, и она вот-вот вылупится из его черной скорлупы.

— Зря выходишь, милая, — предупреждаю ее. — Поедем дальше.

— А, ты здесь, мой мальчик… — приветливо, насколько ей это удается, роняет она и возвращается на место. — Никак не могла предположить, что ты так скоро проснешься. Так сладко уснул.

— Первым делом давай в отель, надо расплатиться, — велю я, усаживаясь в машину.