Мы — есть!

Оглавление

231

Тридцать вторая замерла. Не хватало только спровоцировать охранников застрелить ее после того, как она сумела заинтересовать господина. Лучше постоять не шевелясь. Ноги вскоре затекли, но девушка не решалась даже дрожать. Страх и возбуждение колотили ее, она внимательно наблюдала, как господин заставлял остальных решать обычные тестовые задачи, делать еще что-то непонятное. Он досадливо морщился, несмотря на блестящие результаты, выданные почти всеми. О чем речь, даже задачи по многомерной навигации в гиперпространстве эти четырнадцатилетние девочки решали мгновенно, ничуть не напрягаясь. Память каждой была почти абсолютной. Но господин хотел от них чего-то другого. Отобрав еще двоих, двадцать первую и двадцать девятую, далеко не лучших по тестам, он отошел в сторону и задумался.

— Остальные ваши, — обернулся господин к низко поклонившемуся старшему надзирателю.

Глаза того вспыхнули животной похотью. Отданные ему девушки в отчаянии застонали, кое-кто попытался дернуться, куда-то бежать, но надзиратели хорошо умели управляться со своими подопечными. И вскоре нейрохлысты заставили несчастных в судорогах попадать на пол. Господин холодно смотрел на эту картину, секретарь зажмурился и отвернулся, что-то неслышно шепча себе под нос и кусая губы. Трое отобранных застыли неподвижно, молясь про себя Благим, чтобы господин не передумал и не отдал надзирателям и их. Что эти звери творят с попавшими в их власть, каждая видела не раз и при одной мысли о том, что ее ждет такая судьба, готова была на что угодно.

— Не при мне! — одернул господин какого-то надзирателя, ухватившего бьющуюся в корчах девушку за грудь.

— Простите, господин! — испуганно поклонился тот, отпуская жертву, только ткнув ее снова нейрохлыстом для острастки.

— Пшел вон, скот! Чтобы не забывался, получишь десять плетей. Старший надзиратель, ты слышал?

— Да! — вскинулся тот, прожигая провинившегося подчиненного гневным взглядом. — Будет исполнено!

— Забирайте их, — кивнул господин на корчащихся на полу от боли девушек, — и вон отсюда. Быстро!

Надзиратели, продолжая кланяться, похватали отданных им для развлечений воспитанниц и поспешили скрыться с глаз человека, от которого зависела их жизнь. Не раз случалось так, что вызвавший его гнев нерадивый надзиратель расстреливался охраной, и ни один не хотел себе такой судьбы. Вскоре в вестибюле остались только господин со своим секретарем, охранники и трое отобранных девушек. Двадцать первая, двадцать девятая и тридцать вторая. На первый взгляд, они были совершенно одинаковы, кто не знал, что такое эти девушки, решил бы, что перед ним сестры-близнецы. На редкость красивые близнецы.

— Марен, — повернулся господин к одному из охранников. — Давай.

Мускулистый паргианец с насмешливой ухмылкой подошел к девушкам и вдруг спустил штаны. Все трое с недоумением уставились на немалых размеров мужское достоинство, не понимая, что это значит. Чего еще от них хотят?

— А теперь я приказываю доставить Марену удовольствие ртом.

Холодный голос господина заставил каждую замереть. И только потом до них дошел страшный смысл сказанных слов. С раннего детства в воспитанниц приюта вбивали, что сделать то, что им сейчас приказали, означает погубить себя. Означает потерять и жизнь, и честь, и саму душу. Означает стать проклятой Благими. Так это или нет, девушки не знали, но верили, что так. Ибо это было первое, что делали надзиратели с приговоренными. С теми, кого обрекали на смерть. Потому это унижение в сознании каждой воспитанницы питомника намертво срослось со смертным приговором.

— Я не буду делать этого, господин… — мрачно пробормотала двадцать девятая. — Не буду.

Он внимательно посмотрел в наполненные отчаянием и решимостью глаза девушки. Кивнул и скомандовал:

— Убрать!

Кто-то из охранников выстрелил из игольника, грудь двадцать девятой пересек ряд рваных отверстий, и она рухнула на пол, захлебываясь собственной кровью. Пару раз дернулась и затихла. Оставшиеся в живых две девушки замерли.

— Я жду, — холодно сказал господин.

Двадцать первая глухо всхлипнула, подошла к охраннику и упала перед ним на колени. Тридцать вторая закусила губу — Благие, неужели и ей придется пойти на такое страшное унижение? Господин молча смотрел на замершую около охранника на коленях девушку. Потом коротко кивнул. Охранник плотоядно ухмыльнулся, взял двадцать первую двумя руками за голову и резким движением свернул ей шею. Потом отбросил труп в сторону и снова замер.

— А что сделаешь ты? — с любопытством спросил господин.

Ему, значит, любопытно? Сволочь поганая… Тридцать вторая дрожала всем телом, непонимающе смотря на трупы двух девушек, похожих на нее саму, как две капли воды. И так ему не подходит, и эдак… Так чего же он хочет?! Отчаяние все больше подымалось из глубин души, на глазах застыли слезы, губа была прокушена насквозь. Выхода нет. Возможности выжить — тоже. Что он там говорил? Умрут все люди в радиусе нескольких тысяч миль? Но он тоже? Тогда и собственной шкуры не жаль! Умница отступила в сторону, передавая управление личности, которая еще ни разу не выходила наружу, скрываясь в глубине сознания. Убийце. Господин, внимательно наблюдавший за девушкой, удивленно приподнял брови и переглянулся с секретарем. Она вдруг резко изменилась. Из глаз исчез страх, теперь в них горела насмешка над ним, над собой, вообще над всем миром. Тридцать вторая сгорбилась и направилась к охраннику какой-то странной, вихляющейся походкой. Никто не знал, что под контролем Убийцы она могла двигаться со скоростью, при которой человеческий глаз уследить за ней не мог. Подойдя ближе, девушка метнулась вперед, ухватила охранника за его причандалы и резко рванула вниз, от души добавив коленом. Прикрывшись телом взвывшего от неожиданной боли Марена от плазмеров остальных, Убийца мгновенно передала контроль Ведьме, ожидающей своей очереди со злорадным хихиканьем. И Ведьма сплела ту самую черную, страшную, пугающую ее саму связку, которой отбивалась от атаки господина. Но не применила, остановившись за полшага до этого. Теперь, даже если ее убьют, связка раскроется и отомстит за нее.