«Ворон»

Оглавление

— Капитан, за что?.. — начал Мерри, извиваясь под крепкой рукой Хрипатого.

— Десять плетей!

— Капитан, сэр!

— Вот теперь я слышу. Десять плетей, чтобы лучше запомнил, кто тут сэр, — повторил Серов, отвернулся к своим офицерам и вытянул руку к приближавшемуся кораблю. — Значит, так, камерады. Пока они нас еще не разглядели, марсовых наверх, а всем остальным спуститься вниз, мушкеты зарядить и ждать. Командуй, Уот! Ты, Сэмсон, давай к орудиям. Думаю, картечь придется в самый раз.

Стур проревел команду, и палуба вмиг очистилась — абордажные ватаги скрылись, а два десятка моряков полезли на мачты. Хрипатый Боб, отсчитавший Мерри десять ударов тонким линьком, толкнул наказанного в люк и принялся распоряжаться, расставляя марсовых по реям. Бомбардир, потирая ушибленные пушкой ребра и негромко чертыхаясь, спустился с мостика, ван Мандер встал у руля рядом со Стигом, хирург Дольф Хансен присел у фальшборта, копаясь в своем медицинском сундучке, перебирая полотняные тряпицы и банки с мазями. Готовились быстро, но без суеты; все, как положено, были при деле и на своих местах. Испанский корабль приблизился на четверть мили, и в трубу Серов видел, как выстраиваются вдоль борта мушкетеры в блестящих шлемах и кирасах.

На квартердеке появилась Шейла. Выражаясь старинным языком, приличествующим эпохе, она пребывала третий месяц в тягости, но это было пока незаметно. Талия, охваченная кожаным кафтанчиком и пояском с парой пистолетов, оставалась по-прежнему тонкой, фигурка — изящной, движения быстрыми, груди, еще не начавшие наливаться, маленькими и упругими. Кое-что, правда, изменилось: синие ее глаза, прежде тревожные, а временами — гневные, были теперь безмятежны — глаза спокойной, уверенной женщины, нашедшей свое место в жизни… На «Вороне» она считалась не только супругой капитана и владелицей корабля, но в первую очередь офицером-квартирмейстером. Важная должность! Шейла Джин Амалия ведала всем, начиная от запасов пороха и рома и кончая оценкой захваченной добычи. Прищурившись, она уставилась на чужой корабль:

— Испанец! Сильно побитый… Тоже в шторм попал? И куда он прется?

— Он думает, что нам досталось еще больше, — сказал Серов с почти бессознательной счастливой улыбкой. — Как ты спала, милая?

— Без тебя постель была слишком широка, — тихо промолвила Шейла, покосившись на Уота Стура. — Ты, Андре, женатый человек, да еще капитан, и не должен стоять ночную вахту. Ночью твое место… ну, сам знаешь, где.

На палубе царила тишина, но сквозь раскрытые люки доносился негромкий шум, знак быстрой деловитой подготовки: поскрипывали пушечные лафеты, звякали о дула мушкетов шомполы, шелестела одежда, кто-то с резким звуком — вжик-вжик! — точил палаш или топор. Встававшее солнце золотило паруса, разбрасывало по синей морской поверхности яркие искры. Матросы, скорчившиеся на реях, отсюда, снизу, казались карликами.

Шейла, откинув русую головку, разглядывала их.

— Хочешь добавить парусов и уйти? — Она перевела взгляд на «испанца». — Бизань голая и еле держится… Ему за нами не угнаться.

На этот раз Стур ее расслышал и буркнул:

— Уходить нельзя, никак нельзя. Парни будут недовольны.

Серов сдвинул брови:

— Парни будут делать то, что я прикажу. И вообще пора отвыкать от разбоя! В Россию плывем, а там царь грабителей не жалует.

— Ну, хвала Творцу, мы еще не на царской службе, — заметил Стур. — Еще не идут нам ни песо, ни талеры, ни эти… как их… рубли из московской казны. Опять же, умный царь не против разбоя, ежели грабят чужих, а не своих. — Он с задумчивым видом поскреб щеку и добавил: — Хотя как сказать… Самые умные цари сперва своих трясут и раздевают… оно ближе и безопасней.

Серов расхохотался. Мудрый мужик Уот! Прямое попадание, не в бровь, а в глаз! Царь Петр так и начал, со своих, с князей, бояр да разбойных стрельцов! Отсмеявшись, он поглядел в трубу на испанца, бывшего уже на расстоянии трехсот пятидесяти ярдов, и сказал:

— Ну, наглец! Вода в трюме, рангоут поломан, а он на нас прет! Должно быть, от кастильской гордости… Вот что я решил: если в драку полезет, высечем за нахальство, а если желает поприветствовать и миром разойтись, тогда…

Грохот выстрела не дал ему закончить фразу. Над бортом испанца вспухло серое дымное облако, просвистело в воздухе ядро и шлепнулось в воду в сотне ярдов от «Ворона».

— Хорошее приветствие, клянусь адской сковородкой, — оскалившись, пробормотал Стур. — Ну что, Андре? Что, сэр капитан? Миром разойдемся или как?

— Прикажи поднять флаг, — велел Серов, не обращая внимания на подначку.

— А какой? У Хрипатого даже турецкий есть.

Серов задумался. Непраздный вопрос! После недавней смерти Карла Габсбурга, короля Испании, в Западной Европе бились за его наследство. Хоть не послал Господь испанскому монарху ни дочери, ни сына, зато по линии Габсбургов имелись у Карла дальние родичи во многих европейских странах и королевских домах. Сам он завещал престол французскому принцу Филиппу Анжуйскому, но были претензии и у других внучатых племянников да кузенов — из Англии, Австрии и немецких земель. Права их подкреплялись тем, что трон Филиппу был обещан при условии, что он откажется от французской короны, державшейся еще крепко на голове его деда Людовика XV. Людовик же, король великий и амбициозный, желал объединить Испанию с Францией, а могущество такой державы было для соседей, что острый нож. Так что соседи не дремали, а, собравшись с англо-германской силой и уговорив Голландию, объявили Франции войну. Серов был не очень сведущ в истории, но что-то узнал от покойного Джулио Росано, что-то вычитал в книге мессира Леонардо, писанной со слов несчастного Игоря Елисеева. И помнилось ему, что драка за испанское наследство будет идти чуть не полтора десятка лет.