Всего одна неделя

Оглавление

Боже милостивый, кажется, в итоге меня еще и арестовали. А может быть, и нет – ведь все-таки посадили на переднее сиденье. Мотор работал, кондиционер мирно жужжал. Я направила струю воздуха себе в лицо. В зеркало заднего вида посмотреть не отважилась: скорее всего там отразился бы лишь огромный синяк, а видеть его не очень-то хотелось.

Поначалу прохладный воздух казался приятным, но очень скоро моя кожа покрылась мурашками. Я отвернула струю, но это мало помогло. Пришлось поплотнее обхватить себя руками за плечи.

Не знаю, сколько времени я так просидела, но замерзла уже окончательно. В обычном состоянии давно переключила бы режим кондиционера, но сейчас как-то не хотелось возиться с оборудованием полицейской машины. Если бы речь шла о машине Уайатта, тогда другое дело, а патрульная – нет уж, спасибо. А может, мне было просто слишком не по себе, чтобы предпринимать активные действия.

Через некоторое время подошел Уайатт и открыл дверцу.

– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. – Конечно, если не считать дикого холода, онемения и такого ощущения, будто все тело долго и упорно избивали дубиной. – Только холодно.

Бладсуорт снял пиджак и, согнувшись в три погибели, старательно меня закутал. Тепло его тела подействовало на меня благотворно. Я как можно плотнее прижала пиджак к себе и взглянула на Уайатта:

– Меня арестовали?

– Ну что ты. – Уайатт ласково провел пальцем сначала по щеке, а потом по губам. Он постоянно прикасался ко мне, словно стремясь удостовериться, что я все еще жива и даже почти невредима. Потом он присел на корточки рядом с открытой дверцей и заглянул мне в глаза. – Ты не против прокатиться до департамента полиции и сделать заявление?

– А ты уверен, что меня не арестовали? – Меня не покидала тревога.

– Совершенно уверен.

– Тогда зачем же ехать в участок? Эта женщина погибла? Меня обвинят в ее убийстве? – Тревога перешла в ужас, губы начали дрожать.

– Нет-нет, не волнуйся. С ней все будет в порядке. Она в сознании и вполне внятно разговаривала с медиками. Просто существует вероятность повреждения шеи, поэтому с ней обращаются так осторожно.

– Я одна во всем виновата. – На глаза навернулись слезы. Уайатт решительно покачал головой.

– Только в том случае, если это ты перерезала тормозной шланг, – хмуро заключил он.

Дуэйна Бейли выпустили под залог, но снова вызвали в полицию и допросили. Меня на допрос не пустили, да это, возможно, и к лучшему, потому что к этому времени я уже успела впасть в полное отчаяние и глубочайшую депрессию. Тормозной шланг перерезан. Значит, машина испорчена намеренно. Я вполне могла погибнуть. Могли погибнуть и другие – те, кто даже не был свидетелем убийства Николь. В итоге я пришла в такую ярость, что трудно представить, что бы произошло, окажись я рядом с Дуэйном Бейли.

Теперь мне стало понятно, зачем Уайатт посадил меня в патрульную машину: просто для того, чтобы защитить. Сидя на газоне разделительной полосы, я представляла собой прекрасную мишень, если бы вдруг кому-то, а именно Дуэйну Бейли, захотелось еще раз попытаться свести со мной счеты. Трудно было понять, зачем ему это делать и зачем портить тормоза, раз он все равно признался в убийстве Николь. Моя смерть ничего не решала. Да она и с самого начала ничего не решала, но тогда он этого не знал. Правда, теперь, возможно, и знал, хотя вряд ли полицейские сочли нужным сообщить ему, что я не имела возможности опознать стрелявшего.

В дамской комнате я постаралась привести себя в порядок, бумажным полотенцем тщательно смыв с лица и волос следы крови. Понятия не имею, каким образом кровь из носа могла оказаться на волосах, но тем не менее это было так. Кровь запеклась на ушах, за ушами, на шее, на руках. Черт возьми, оказался испорченным еще один прелестный лифчик! Кровь обнаружилась даже на ногах.

На переносице я увидела небольшой порез, а обе скулы покраснели и распухли. Наверняка к утру под глазами появятся черные круги. Но главное, у меня возникло серьезное подозрение, что утром проявится такое количество болячек, ссадин, синяков и прочих неприятностей, что черные круги под глазами утратят актуальность.

Уайатт не нашел сумку, так что сотового телефона у меня больше не было. Сумка должна быть в машине... а машина уже стояла на полицейской парковке, за железным забором. Команда судебной экспертизы осмотрела ее останки прямо на месте, во всяком случае, снаружи, а эвакуатор должен был забрать ее, не нарушая существующих улик. Уайатт сказал, что внутри тоже будут осматривать, и тогда непременно найдут сумку. В принципе я могла бы обойтись без ее содержимого, за исключением бумажника и чековой книжки. Но возобновлять кредитные карточки, водительские права, страховку и прочее очень не хотелось, так что оставалось лишь надеяться, что все найдется.

Я до сих пор не позвонила маме, потому что сообщить о том, что кто-то снова пытался меня убить, оказалось куда труднее, чем просто сказать об автомобильной аварии.

Полицейские то и дело приносили мне еду, сладости и напитки. Наверное, до них дошли слухи о воскресной истории с печеньем, и они решили подстраховаться. Казавшаяся очень суровой и непреклонной дама в темно-синей форме и с гладко зачесанными волосами принесла целый пакет попкорна и извинилась, что не может предложить ничего сладкого. Я выпила кофе. Пила диетическую колу. Мне предлагали жевательную резинку и сырные крекеры. Картофельные чипсы. Арахис. Я взяла немного арахиса и поп-корн, а от остального отказалась, боясь растолстеть.

Офицер по фамилии Адамс, который отвечал за расследование на месте преступления, тщательно прорабатывал последовательность событий. Заставлял меня рисовать какие-то схемы. Сам рисовал схемы. Мне стало скучно, и потому рядом со схемами я принялась рисовать улыбающиеся рожицы.