Всего одна неделя

Оглавление

Мы уже подъехали к дому лейтенанта Бладсуорта. Уайатт притормозил и свернул на дорожку.

– Нет, в тот вечер я проводил занятия по самообороне для женщин, – к моей искренней радости, сообщил он. – Не думаю, что твоя теория состоятельна, потому что... о Боже, да я почти два месяца ни с кем не встречался! Моя светская жизнь вовсе не настолько активна, как тебе представляется.

– А твоя последняя подруга? Ты встречался с ней не один раз?

– Наверное, пару раз... да. – Уайатт заехал в гараж.

– Ты с ней спал?

Ответом послужил осуждающий, раздраженный взгляд.

– Кажется, я начинаю понимать, зачем тебе нужен этот неофициальный допрос. Нет, я с ней не спал. Больше того, между нами даже не пробежала искра.

– Это в тебе искра не пробежала, а в ней, возможно, очень даже пробежала.

– Нет, – решительно отрезал Уайатт. – Ничего не пробежало. Вместо того чтобы копаться в моем прошлом, ты бы лучше повнимательнее заглянула в собственное. Ты кокетка, а кто-то из мужчин вполне мог воспринять кокетство всерьез.

– Я не кокетка! Перестань приклеивать мне этот ярлык! – Уайатт обошел вокруг машины и открыл пассажирскую дверцу. Нагнулся и бережно сгреб меня с сиденья, чтобы больным негнущимся мышцам не пришлось делать лишнего усилия. Потом так же бережно поставил меня на ноги.

– Еще какая кокетка, – стоял он на своем. – Просто сама не отдаешь себе отчета, кокетство – твоя вторая натура.

Бладсуорт так выразительно произносил слово «кокетка», что в конце концов мне надоело его слушать. Да, иногда я действительно флиртую, но это вовсе не превращает меня в записную кокетку. И я совсем не финтифлюшка. Никогда не могла и сейчас не могу обвинить себя в легковесности, а Уайатт упорно пытается превратить меня в типичную глупую и пустую блондинку.

– Ну вот, теперь надулась, – заметил он, проводя пальцем по моей нижней губе. Возможно, она действительно немножко выпятилась. Уайатт наклонился и поцеловал меня – медленно, тепло и нежно. Поцелуй согрел и утешил, наверное, потому, что мы оба знали, что дальше него не продвинемся ни на шаг. Уайатт целовал меня просто для того, чтобы поцеловать, а не для того, чтобы заманить в постель.

– С чего это вдруг такие нежности? – поинтересовалась я, едва он отстранился, причем постаралась придать голосу сварливый оттенок, чтобы не было заметно, насколько мне приятен этот неожиданный поцелуй.

– Просто так, потому что выдался очень тяжелый день, – ответил Уайатт и поцеловал меня еще раз.

Я вздохнула и позволила себе расслабиться: ведь день действительно оказался просто ужасным. На этот раз Бладсуорт не разомкнул объятий даже после того, как поцелуй закончился; он нежно прильнул щекой к моей макушке.

– Оставь полицейскую работу полицейским, – попросил он. – Если, конечно, не вспомнишь вдруг о каком-нибудь заклятом враге, который грозился тебя убить. В этом случае сразу расскажи.

Я обиженно отвернулась и нахмурилась:

– Значит, ты все-таки считаешь, что я настолько тупа, что не в состоянии сразу вспомнить важный факт собственной биографии?

Бладсуорт вздохнул:

– Этого я не сказал. И не мог сказать, потому что ты вовсе не тупа. Ты обладаешь массой самых разных качеств, но тупости среди них нет.

– О, неужели? Так какие же это качества? – В душе кипела откровенная злость, потому что было больно и страшно, и эти отвратительные ощущения требовалось как можно скорее на кого-нибудь выплеснуть. Уайатт казался большим и сильным, следовательно, вполне мог выдержать натиск.

– Отвратительные, – с выражением произнес он, и я едва его не стукнула. – Раздражающие. Ты упряма и в то же время хитра, потому что в нужный момент готова прикинуться простенькой блондиночкой и таким образом получить желаемое. Очевидно, прием работает безупречно. За ходом твоих мыслей уследить невозможно. Вдобавок ты безрассудна, забавна, сексапильна. И при этом совершенно восхитительна.

Да уж, в этом мире хитростью отличаюсь не одна я. Все шло к приступу ярости, и вдруг негодник совершенно обезоружил меня. Так, значит, он находит меня восхитительной? Узнать об этом оказалось удивительно приятно. Уайатт снова наклонился и поцеловал меня в губы, добавив:

– За такую и умереть не жалко. – Я прищурилась:

– Это девчачья фраза. Парни так не должны говорить. – Уайатт выпрямился.

– Это почему же?

– Слишком по-женски. Тебе лучше сказать что-нибудь в духе мачо, например, «я готов принять за тебя пулю». Чувствуешь разницу?

Бладсуорт изо всех сил прятал улыбку.

– Еще как чувствую! Пойдем в дом.

Я вздохнула. Предстояло приготовить целых два пудинга, а сил не было. Но обещание есть обещание. Нет, конечно, сотрудники полицейского департамента даже не знали, что я собиралась угостить их пудингом, но мысленное обещание тоже считается.

Уайатт достал с заднего сиденья пакет с пончиками и сгущенным молоком, потом открыл багажник и вытащил большой джутовый пакет с торчащими из него зелеными ниточками. Аккуратно закрыл багажник и хмуро взглянул на пакет.

– Что это? – удивилась я.

– Ты же просила куст. Вот тебе куст.

Растение выглядело несчастным и пожухшим. Жалкие зеленые ниточки, должно быть, когда-то были ветками.

– И что же с этим кустом делать?

– Но ты же заявила, что в доме нет ни единого растения и от этого в нем невозможно жить. Так вот тебе растение, пожалуйста.

– Но это же не комнатное растение! Это кустарник. Ты купил мне кустарник?

– Растение есть растение. Поставь его в комнате, и оно тут же станет комнатным.

– Совсем ничего не соображаешь, – набросилась я на Уайатта и выхватила несчастное создание из рук мучителя. – Ты весь день продержал его в багажнике? На такой жаре? Оно же задохнулось и теперь погибнет. Впрочем, может быть, мне и удастся его выходить при помощи неустанной нежной заботы. Будь добр, открой дверь. Надеюсь, ты догадался купить для него какой-нибудь еды?