Ваша взяла, Дживс

Оглавление

– Сложновато, Дживс, – сказал я мягко, делая вид, что не замечаю полной несостоятельности его плана. – Вы всегда этим грешите. Разве вы сами не видите, что план сложноват?

– Вероятно, предложенный мною вариант решения может быть подвергнут критике, но faute de mieux…

– Дживс, я вас не понимаю.

– Французское выражение, сэр, означает «за неимением лучшего».

Минуту назад я испытывал к бедняге, утратившему свой некогда блистательный интеллект, лишь глубокую жалость. Однако это его замечание уязвило гордость Вустеров, и я заговорил довольно резко:

– Дживс, мне отлично известно, что означает выражение faute de mieux. Я не зря недавно провел два месяца у наших галльских соседей. К тому же я со школьной скамьи помню это выражение. Меня повергло в недоумение совсем другое – почему вы его употребили, прекрасно зная, что это ваше идиотское faute de mieux, черт его побери, совершенно неуместно? Откуда вы его взяли? Разве я вас не заверил, что у меня все схвачено?

– Да, сэр, однако…

– Что значит «однако»?

– Но, сэр…

– Валяйте, Дживс. Я готов вас выслушать, более того, с нетерпением жду, что вы скажете.

– Видите ли, сэр, если бы я взял на себя смелость напомнить вам, что в прошлом ваши планы не всегда оказывались одинаково успешными…

Наступило напряженное молчание, во время которого я с подчеркнутой неторопливостью надел жилет, аккуратно поправил пряжку на спине и только тогда заговорил.

– Вы правы, Дживс, – холодно проговорил я, – в прошлом, возможно, я раз-другой попадал впросак. Однако я отношу эти провалы исключительно на счет невезения.

– В самом деле, сэр?

– Что касается данного случая, то здесь неудача исключается, и я вам объясню почему. Дело в том, что мой план основан на знании человеческой природы.

– В самом деле, сэр?

– Он элементарно прост. Никаких выкрутасов. И, более того, он учитывает психологию личности.

– В самом деле, сэр?

– Дживс, – сказал я, – ну что вы заладили это ваше: «В самом деле, сэр?» Не сомневаюсь, что вы не намерены выразить ничего, кроме заинтересованности, однако ваша привычка проглатывать первое слово и делать ударение на втором приводит к тому, что мне каждый раз слышится: «Обалдели, сэр?» Возьмите это на заметку, Дживс.

– Хорошо, сэр.

– Итак, повторяю, у меня все схвачено. Хотите знать, какие шаги я предпринял?

– Я весь внимание, сэр.

– Тогда слушайте. Я посоветовал Таппи отказаться сегодня вечером от обеда.

– Сэр?

– Полно, Дживс! Вы прекрасно понимаете, о чем речь, хотя вам самому никогда бы до этого не додуматься. Вы ведь помните мою телеграмму Гасси Финк-Ноттлу, где я предписывал ему отказаться от сосисок и ветчины? Здесь то же самое. Отодвигать блюда, не попробовав ни кусочка, – во всем мире это считается верным признаком того, что человек умирает от любви. Действует безотказно. Теперь вам понятно?

– Видите ли, сэр…

Я нахмурился.

– Дживс, пусть вам не покажется, будто я постоянно подвергаю критике вашу манеру выражать свои мысли, – сказал я, – однако должен довести до вашего сведения, что выражение «Видите ли, сэр…» со всех точек зрения почти столь же неприятно, как и «В самом деле, сэр?». Оно тоже изрядно отдает скепсисом. В нем сквозит неверие в мою проницательность. Услышишь раз-другой это ваше «Видите ли, сэр…», и складывается впечатление, будто все, что я говорю, с вашей точки зрения, не более чем бред сумасшедшего, и если бы не старый добрый феодальный дух, который вас сдерживает, вы, наверное, вместо «Видите ли, сэр…» говорили бы «А идите-ка вы, сэр…».

– О нет, сэр.

– Но звучит именно так. Почему вы считаете, что мой план провалится?

– Боюсь, мисс Анджела сочтет, что мистер Глоссоп воздерживается от пищи по причине расстройства пищеварения, сэр.

Признаться, я упустил из виду подобную возможность и в первый момент дрогнул. Однако мне удалось быстро овладеть собой. Я понял, откуда ветер дует. Уязвленный сознанием собственной беспомощности, Дживс попросту пытается сорвать мой блестящий план. Я решил сразу же сбить с него спесь.

– Да? Вы полагаете? – сказал я. – Ладно, оставим эту тему, я хочу обратить ваше внимание, что вы мне подали совсем не тот пиджак. Будьте столь добры, Дживс, – продолжал я, указывая на вечерний пиджак, – или смокинг, как мы его называли на Лазурном берегу, – висящий на вешалке на ручке гардероба, – засуньте это черное страшилище в чулан и принесите мой белый клубный пиджак с золотыми пуговицами.

Дживс многозначительно на меня посмотрел. В том смысле, что его взгляд был полон уважения, и все же глаза у него дерзко блеснули, а по лицу скользнула затаенная улыбка. В то же время он негромко кашлянул.

– Весьма сожалею, сэр, но я ненароком забыл упаковать упомянутый вами предмет одежды.

Мысленным взором я увидел бумажный пакет, лежащий в холле, и лукаво ему подмигнул. Кажется, я даже промурлыкал себе под нос такт-другой. Впрочем, не уверен.

– Знаю, что забыли, Дживс, – сказал я и усмехнулся, устало опуская веки и стряхивая пылинку с безукоризненных манжет брабантского кружева. – Зато я не забыл. Бумажный пакет с пиджаком лежит на стуле в холле.

Известие о том, что его коварные уловки не удались и что упомянутый предмет числится в списочном составе, должно быть, потрясло Дживса, но в его тонко очерченном лице не дрогнул ни один мускул. Признаться, игра чувств редко отражается у Дживса на лице. Попадая в неловкое положение, он, как я уже говорил Таппи, надевает на себя маску и становится похож на чучело американского лося, такой же безразличный и напыщенный.