Ваша взяла, Дживс

Оглавление

Да, это была страшная угроза, и я не удивился, что после таких слов тетушка завопила, как доезжачий, на глазах которого застрелили лису. Анатоль снова начал потрясать кулаками, тетя Далия тоже присоединилась к акции протеста. Сеппингс, почтительно пыхтевший в сторонке, кулаками не размахивал, но бросал на Гасси суровые, осуждающие взгляды. Любому здравомыслящему человеку было ясно, что, взобравшись на крышу, Огастус Финк-Ноттл совершил ужасный, непростительный проступок. Должно быть, даже в доме Дж. Дж. Симмонса его реноме не упало столь низко, как в Бринкли-Корте.

– Пошел прочь, сумасшедший! – заорала тетя Далия набатным голосом, от которого особо впечатлительные члены «Куорна», бывало, теряли стремена и вылетали из седел.

В ответ Гасси обреченно вздернул брови, и тут я понял, что именно несчастный тщится нам сообщить.

– По-моему, – сказал мудрый Бертрам, никогда не упускающий случая вылить бочку масла в бушующие волны, – он хочет сказать, что не может убраться прочь, а если попытается, то свалится с крыши и сломает шею.

– Ну и что из того? – сказала тетя Далия.

Ее, конечно, можно было понять, но, по моим представлениям, существовало и более гуманное решение. Как известно, все окна в доме, кроме слухового, дядя Том распорядился забрать этими дурацкими решетками. Думаю, дядюшка рассудил, что раз грабитель набрался храбрости вскарабкаться на эдакую высоту, то пусть расплачивается.

– Если открыть окно, Гасси сможет сюда спрыгнуть. Тетя Далия схватила идею на лету.

– Сеппингс, как открывается окно?

– С помощью шеста, мадам.

– Принесите шест! Два шеста! Десять шестов!

Вскоре Гасси присоединился к нашей компании.

Пользуясь расхожим газетным выражением, замечу, что несчастный глубоко осознавал свою вину.

Должен сказать, ни взгляд, ни поза тети Далии отнюдь не способствовали тому, чтобы к бедному придурку вернулось самообладание. От дружелюбия, которое она источала, когда мы с ней за фруктовым салатом обсуждали речь Гасси, не осталось и следа, поэтому я не удивился, что у него язык прилип к гортани. Тетя Далия, с неизменным добродушием воодушевлявшая на подвиг свору гончих, редко дает волю гневу, но когда такое случается, даже отчаянные смельчаки, опережая друг друга, карабкаются на деревья.

– Ну?! – сказала она.

В ответ Гасси только сдавленно пискнул.

– Ну?!!

Лицо у тети Далии потемнело. Охота, если не отказывать себе в этом удовольствии много лет, обычно придает лицу весьма насыщенный цвет, и самые преданные тетушкины друзья не посмели бы отрицать, что даже в благостные минуты ее лицо напоминает переспелую клубничину. Но такой густо-красной я тетю Далию еще никогда не видел. Сейчас она была похожа на помидор, который желает во весь голос заявить о себе.

– Ну?!!!

Гасси старался изо всех сил. На мгновение мне показалось, что он вот-вот заговорит. Но попытка закончилась чем-то вроде предсмертного хрипа.

– Берти, уведи его прочь да положи ему на голову лед, – не выдержав, распорядилась тетя Далия. Теперь ей предстоял непосильный труд – умилостивить Анатоля, который торопливо вполголоса продолжал разговаривать сам с собой.

Сообразив, что в данном случае Бинго-бруклинским англо-американским гибридом не обойдешься, он отдал предпочтение родному языку. Словечки вроде marmiton de Domange, pignouf, hurluberlu и roustisseur вылетали из него, как летучие мыши из амбара. Правда, для меня все это пустой звук. Хоть в Каннах я и попотел над французским, но дальше est-que vous avez не пошел. А жаль, потому что звучали эти словечки классно.

Я свел Гасси по лестнице. Не такая горячая голова, как тетя Далия, я уже угадал тайные мотивы и движущие силы, которые загнали несчастного на крышу. Тетушка видела в Гасси распоясавшегося гуляку, отколовшего с пьяных глаз дурацкий номер, а я – затравленного оленя.

– За тобой гнался Таппи? – сочувственно спросил я. Его пробрал frisson , если я не путаю.

– Чуть не сцапал меня на верхней площадке. Я вылез через окно в коридоре и взобрался наверх по какому-то выступу.

– Таппи остался с носом?

– Да. Но я сам попал в ловушку. Крыша, куда ни посмотри, очень крутая. Назад я вернуться не мог. Пришлось карабкаться по этому выступу. А потом оказался у слухового окна. Что это был за тип?

– Анатоль, повар тети Далии.

– Француз?

– До мозга костей.

– Теперь ясно, почему я не мог ничего ему объяснить. Ну и ослы эти французы. Простых вещей не понимают. Если человек видит, что человек заглядывает в слуховое окно, человек должен понять – этого человека надо впустить. Не тут-то было – стоит как пень.

– И размахивает дюжиной кулаков.

– Вот именно. Полный идиот. Кажется, я выпутался.

– Да, выпутался – временно.

– А?

– Думаю, Таппи тебя где-то тут подстерегает.

Гасси подпрыгнул, как барашек по весне.

– Что же делать?

У меня с ходу возник план.

– Прокрадись к себе в комнату и забаррикадируй дверь. Как настоящий мужчина.

– А если он меня подстерегает в моей комнате?

– Тогда забаррикадируйся в другой комнате.

Но никакого Таппи в спальне не обнаружилось, видимо, он кишел где-то в другом месте. Гасси юркнул в комнату, и я услышал, как поворачивается ключ. Сочтя, что мне здесь больше делать нечего, я вернулся в столовую, чтобы все хорошенько обдумать за фруктовым салатом. Едва успел наполнить тарелку, как дверь отворилась, вошла тетя Далия и плюхнулась в кресло. Вид у нее был измученный.

– Берти, налей мне.

– Чего именно?

– Все равно, лишь бы покрепче.

Дайте Бертраму Вустеру подобное поручение – и увидите, на что он способен. Альпийские сенбернары, самоотверженно спасающие путешественников, вряд ли действуют проворнее. После того как я исполнил приказание, несколько минут царила тишина, нарушаемая лишь звучным хлюпаньем, – это тетушка восстанавливала изрядно подорванные силы своего организма.