Фехтмейстер

Оглавление

130

— Невероятно!

— Более чем вероятно. Ибо так оно и будет, — усмехнулся русский разведчик. — А потому мой искренний совет: вспомните, что вы тоже венгр, подумайте о своей грядущей судьбе и помогите эрцгерцогу Карлу стать не просто королем Венгрии, но и полновластным императором.

— Я что же, по-вашему, должен убить Франца-Иосифа? — Князь Миклош вновь разгневанно сдвинул брови.

— Разве я что-то говорил об этом? — пожал плечами незваный гость. — Убедите его величество отречься от престола. К чему погибать великой державе из-за того, что ее старый и дряхлый монарх не может больше править? Эрцгерцог Карл производит впечатление человека, способного помнить оказанные ему услуги. Кстати, мы, — подполковник Тарбеев сделал глубокомысленную паузу, давая князю самому догадаться, о ком идет речь, — тоже хорошо помним.

Миклош Эстерхази стоял молча, словно позабыв о собеседнике. Казалось, сейчас его куда больше интересует игра света в аметистовых гранях и волны складок тяжелых бархатных портьер на высоких окнах. Наконец он повернулся на каблуках и твердым шагом направился к двери. У самого выхода князь на мгновение оглянулся.

— Отправляйтесь в Швейцарию, господин подполковник, не смею вас задерживать!

ГЛАВА 30

Некоторые мастера легко забивают головой железный гвоздь. Потом страдают.

Ю Сен Чу

Небольшой городок, названный в честь апельсинового дерева Ораниенбаумом, первоначально был подарен великим Петром своему доблестному сподвижнику Александру Меньшикову. Он возник и разросся вокруг дворца бывшего пирожника, ставшего в рассвете лет почти единовластным правителем российской империи. После ссылки царского фаворита его имение перешло в казну, а затем принадлежало внучатому племяннику царя-труженика — Петру III и его молодой жене. Здесь последний из природных Романовых, по примеру великого предка, строил потешные фортеции и устраивал смотры «голштинским войскам».

Здесь же юная супруга наследника престола делала первые шаги в жестоком искусстве придворных интриг. Впоследствии Екатерина Великая не слишком любила Ораниенбаум. Возможно, он напоминал ей о заговоре и цареубийстве. Императрица не забывала, с чего началось ее восхождение к трону, и потому немало сделала для того, чтобы очернить в глазах потомков память о свергнутом муже.

Сей замысел удался ей блестяще. Но Ораниенбаум помнил все, и ему не было дела до пожеланий матушки-государыни.

Ораниенбаум помнил все, но молчал. Летом загадочно глядели сквозь густую листву парка Китайский павильон с его огромной коллекцией восточного фарфора и павильон Катальной горки, в былые времена знавший удалые забавы будущей императрицы и ее первых фаворитов. Летней порой в парке всегда было многолюдно. Он был прекрасен, романтичен и хранил тайну, которую всяк надеялся разгадать на свой манер.

Зимой городок почти вымирал, дачники разъезжались, веселый шум и звуки полкового оркестра, игравшего в парке вальсы Штрауса, смолкал до весны, ожидая, когда рядом в Петергофе заговорят фонтаны и жизнь снова вернется в город апельсинового дерева.

Пока же лишь вдалеке над плацем школы прапорщиков слышались отрывистые звуки команд, порою доносились дробные хлопки выстрелов с испытательного стенда мастерской оружейника Федорова, да крики чаек над колокольней смешивались с вороньим граем.

Трудно сказать, что именно повлияло на выбор места встречи. Возможно, безлюдье, возможно — странная и практически неуловимая для европейца ассоциация, — плод апельсина на белом снегу напомнил майору Азуми знамя Японии, будто бы суля победу. Он шел по расчищенной аллее парка меж тоскливо голых деревьев, сплетающих черные ветви над головой, между озябших статуй, засыпанных снегом. В уме у него крутились строки:

На выпавшем снегу упавший апельсин.
Жизнь победит —
Я поклонюсь поднять.

Две фигуры, идущие навстречу, согревали сердце японского офицера, наполняя его радостью, точно вместо снежных хлопьев на ветвях вдруг распустились яркие соцветия сакуры. Без малого одиннадцать лет майор Азуми, сменивший полковника Мияги на посту руководителя российского направления в организации «Черный океан», искал случая поквитаться с обидчиками.

Все эти годы великий западный сосед был закрыт для Страны восходящего солнца. Конечно, большая протяженность русско-китайской границы позволяла засылать агентов, которые, маскируясь под старьевщиков-китайцев или мелких торговцев, добирались порой и до Санкт-Петербурга. Прикажи им Мацумото Азуми, и они бы не пожалели своей жизни, чтобы отнять жизнь у заклятых врагов. Но майор Азуми медлил, ибо настоящему самураю надлежало свято помнить смысл высокой добродетели — гамбари.

Японский толковый словарь переводил это слово довольно бестолково:

...

«1. Работать усиленно и настойчиво. 2. Настаивать на своем. 3. Занимать какое-либо место и никогда не покидать его».

Все это было так, но суть этой самурайской добродетели таилась не в этом. Именно «гамбари» повелевало благородному воину выполнить свою миссию во что бы то ни стало, даже если на то понадобится вся жизнь без остатка.

Ротмистр Чарновский, пленивший некогда его командира, должен был пасть в честном бою, как подобает воину. Но прежде он должен был услышать, за что умирает. И конечно же, не кто иной, как он, Мацумото Азуми, обязан был оборвать ток дней опасного врага.

И к его спутнику у «Черного океана» тоже имелся немалый счет. Он был врагом умным и опасным, это он расстроил планы самого Мияги, сорвав поставку оружия этим мятежным длинноносым варварам. Но все же руководство «Черного океана» готово было сохранить полковнику жизнь в обмен на записи инженера Филиппова и чертежи его оружия, которое должно было дать Японии подобающее ей могущество.