Кодекс чести Вустеров

Оглавление

Когда папаша Бассет, взмокший от трудов праведных, ко мне повернулся, у него был такой кислый вид, словно он объелся лимонов.

- Похоже, я вынужден принести вам свои извинения, мистер Вустер.

- Сэр У. Бассет, - торжественно ответил я, - впервые я слышу из ваших уст правдивое слово.

А затем, скрестив руки на груди и вытянувшись во весь рост, я выдал ему по первое число.

Я не могу в точности припомнить, как я его отделал, так что моя блестящая речь потеряна для человечества. Жаль, рядом не оказалось стенографистки, потому что я превзошёл самого себя, двух мнений быть не может. Правда, два-три раза в «Трутне» (само собой, под влиянием горячительных напитков) я тоже блистал, срывая аплодисменты, но никогда ещё не достигал тех высот, на которых парил сейчас. Папаша Бассет трещал и тёк по швам прямо на глазах.

Но по мере того, как я развивал свою мысль, а мои изречения становились всё ярче и сочнее, я вдруг заметил, что больше не держу ситуацию под контролем. Старикашка перестал меня слушать и замер на месте, глядя через моё плечо. К гадалке не ходи, он увидел какое-то потрясающее зрелище, поэтому я быстро обернулся, чтобы случайно не прозевать чего-нибудь интересного.

В соляной столб сэра Уаткина Бассета превратил не кто иной, как дворецкий, который стоял в дверях, держа серебряный поднос в правой руке. А на серебряном подносе лежал полицейский шлем.

ГЛАВА 14

Я помню, старина Свинка Пинкер, который в конце своей оксфордской карьеры шлялся по весьма неприглядным районам Лондона, занимаясь благотворительностью, как-то описал мне в деталях свои ощущения, когда в один прекрасный день (в тот момент он проливал свет перед заблудшими овцами в Бетнал-Грин) его неожиданно саданул ногой в живот торговец рыбой. Мой старый друг, по его словам, очутился словно в полусне, и ему казалось, он двигается сквозь густой туман. Можете мне поверить, только сейчас до меня дошло, что Свинка имел в виду.

Если помните, когда я в последний раз видел данного дворецкого, явившегося сообщить мне, что Медлин Бассет просит меня уделить ей несколько минут, он передо мной клубился как хотел. Теперь же я глядел не на клубящегося малого, а на сгустившийся до неприличия воздух, внутри которого шевелилось нечто дворецкое. Затем шоры упали с моих глаз, и я смог обратить внимание на реакцию окружающих.

А на их реакцию стоило посмотреть, не сомневайтесь в этом ни на минуту. Папаша Бассет, подобно тому типу в поэме, которую меня заставили переписать пятьдесят раз за то, что я решил познакомить белую мышь с преподавателем английской литературы, был похож на звездочёта, наконец-то поймавшего в свой телескоп неизвестную планету, в то время как тётя Делия и констебль Оутс, соответственно, напоминали непоколебимого Кортеса, уставившегося на Тихий океан, и его людей, подозрительно оглядывающих друг друга и окрестности с безмолвной горы в Дарьене.

Хотите верьте, хотите нет, на минуту-другую сцена словно застыла. Затем, полупридушенно вскрикнув, совсем как мать, нашедшая своё дитя после долгой разлуки, Оутс бросился к своей кастрюле, схватил её и прижал к груди, сияя от восторга.

После этого всё пришло в движение. Папаша Бассет ожил, будто кто-то нажал в нём на кнопку.

- Откуда: откуда у вас шлем, Баттерфилд?

- Я обнаружил его в клумбе, сэр Уаткин.

- В клумбе?

- Странно, - сказал я. - Ничего не понимаю.

- Да, сэр. Я гулял с собакой мисс Бинг и, проходя этой стороной дома, заметил, как мистер Вустер что-то уронил из окна. Предмет упал в клумбу и при ближайшем рассмотрении оказался вот этим шлемом.

Старикашка Бассет судорожно вздохнул.

- Благодарю вас, Баттерфилд.

Дворецкий величественно удалился, а папаша Б. повернулся вокруг своей оси и засверкал на меня пенсне.

- Так! - сказал он.

Честно признаться, трудно придумать в ответ что-нибудь хлёсткое, когда тебе ни с того ни с сего говорят «Так!», поэтому я благоразумно промолчал.

- Не может быть, - взяла слово тётя Делия с присущей ей неустрашимостью, которой она славилась долгие годы. - Ерунда собачья. Наверняка шлем выпал из другого окна. По ночам все кошки серы.

- Ха!

- Или этот тип нагло лжёт. Тут что-то нечисто. Ну, конечно, теперь мне всё ясно. Ваш хвалёный дворецкий - преступник. Украл шлем, а когда понял, что началась охота и деваться ему некуда, сделал ход конём и спихнул всю вину на Берти. Что скажешь, Берти?

- Ничуть не удивлюсь, если ты права, тётя Делия. Очень даже возможно.

- Наверняка, так оно и есть. Я убеждаюсь в этом всё больше с каждой минутой. Разве можно доверять дворецким, которые корчат из себя святош?

- Конечно, нельзя.

- Лично я сразу подумала, у него глаза бегают.

- Полностью с тобой согласен.

- Ты тоже заметил его глаза?

- Сразу, как приехал.

- Он как две капли воды похож на Мургатройда. Помнишь дворецкого в Бринкли, Берти?

- Типа, который служил до Поумроя? С пузом?

- Точно. И лицом, которому сам архиепископ мог позавидовать. Святоша, да и только. Это лицо всех нас надуло. Мы доверяли ему, как самим себе, и что? Негодяй свистнул столовое серебро, загнал его, а деньги просадил на собачьих бегах. Двух мнений быть не может, Баттерфилд - Мургатройд номер два.

- Скорее всего, дальний родственник.

- Или близкий. Ну ладно, раз мы так хорошо во всем разобрались, и Берти теперь свободен от подозрений, а его репутация восстановлена, не отправиться ли нам всем баиньки? Час поздний, а если я не украду свои восемь часов, хожу потом, как мокрая курица.

Она так ловко повернула дело, болтая, словно все мы были закадычными друзьями-приятелями, уладившими небольшое недоразумение, что я испытал самый настоящий шок, когда старикашка Бассет и не подумал с ней согласиться. Наоборот, он тут же влил в бочку мёда две бочки дёгтя.