Журналист для Брежнева или смертельные игры

Оглавление

– А чей это труп?

– А ты открой дело-то, открой, не бойся, – усмехается Генеральный, будто читает мои мысли. – Там один труп какого-то босяка, наркомана, откуда-то с Кавказа мальчишки, а вот второй, ненайденный… Ты «Комсомольскую правду» читаешь?

– Ну, в общем, читаю… – сказал я не очень твердо.

– Такую фамилию «Белкин» знаешь?

– Белкин? Знаю, – это была одна из трех или пяти фамилий журналистов, которые я действительно знаю. Белкин, кажется – Вадим Белкин, – да, читал его очерки о пустынях Средней Азии, о рыбаках «тюлькиного флота», о пограничниках – он всегда выбирает какие-то острые ситуации в обыденной жизни и пишет увлекательно и просто, почти разговорным слогом, как будто нет привычных штампов газетного языка… Я гляжу на Генерального и вопросительно спрашиваю:

– Неужели убит?

Но он не успевает ответить, его отвлекает голос Верочки Петелиной, референтши:

– Роман Андреевич, кремлевка. Товарищ Суслов.

Генеральный взял трубку со стоявшего отдельно на столике красного телефона. Я поднялся уйти, чтобы не мешать его разговору, но он жестом усадил меня обратно. Сидел он, отвернувшись от меня, в профиль, две маршальские звезды на воротнике прокурорского кителя подпирали толстую, в старческих складках шею, и я подумал – да, староват стал бывший гроза Нюрнбергского процесса. Толстый, старый, измученный человек, вот кому грибы собирать в Измайловском парке, а он – нет, сидит вот маршалом в сталинском кабинете и, как всегда, на высоте, докладывает:

– Уже занимается… Безусловно… Лучшие силы… Самый энергичный… Не позже одиннадцатого, я понимаю… Конечно, лично буду контролировать… Безусловно, лучше живой… Нет, думаю, справимся без КГБ…

Что-то засосало у меня под ложечкой. Неужели речь идет об этом деле? И тогда это все обо мне – «самый энергичный», «лучшие силы», «не позже одиннадцатого»… Ну и влип я, кажется. С чего это я – самый энергичный и лучший? Вот Бакланов только что из отпуска вернулся, уж поопытней меня…

Между тем Генеральный положил красную трубку на красный аппарат и повернулся ко мне:

– Ты все понял?

– Что? – я сделал вид, что ничего не понял и даже не слышал.

Он присмотрелся ко мне еще несколько секунд, будто решая внутри себя и утверждая свой выбор, потом сказал:

– Слушай, Игорь Есич. Дело, конечно, трудное. Но выхода нет. Андропов и Щелоков только и ждут. Если я откажусь – тут же в ЦК, мол, следствие не отдаю, а от трудных дел отказываюсь. Поэтому, слушай! Через десять дней, 15 июня товарищ Леонид Ильич Брежнев вылетает в Вену на встречу с Картером. С ним едет пресс-группа журналистов, 5 человек, самые лучшие. Список утвержден давно самим Леонидом Ильичом, причем этого Белкина он лично включил в пресс-группу. И вот две недели назад этот Белкин пропал. На Курском вокзале. Встречал там какого-то подозрительного приятеля – кавказского мальчишку-наркомана, и их обоих какие-то типы прямо на вокзальной площади запихнули в машину и увезли, а через два дня этого мальчишку нашли за городом, под мостом с пробитым черепом. А Белкина след простыл. То ли его тоже убили, то ли нет, но как доложить товарищу Брежневу, что журналист, которого он сам выбрал ехать Вену, пропал без следа?

Так вот в чем дело, подумал я. Дело не в Белкине, плевали на него, хоть он действительно талантливый журналист, но пропал, и черт с ним, это и сейчас не столько волнует Генерального и всех остальных, сколько вопрос – как доложить Брежневу? Ведь, действительно, представьте себе, как это сунуться к Леониду Ильичу да еще накануне такой важной встречи – с самим Картером, сунуться и сказать: «Мы вашего любимого журналиста найти не можем». А он: «Как это не можете? А где он?» – «Не имеем понятия, Леонид Ильич»… Нет, с таким докладом, да еще перед самым отъездом, безусловно никто не рискнет сунуться к Брежневу, но, с другой стороны, как-то придется докладывать, если…

– Понимаешь, живым или мертвым он должен быть найден до одиннадцатого, – будто читая мои мысли, сказал Генеральный. – Конечно, лучше бы живым, но тут от тебя не зависит. Двенадцатого у журналистов инструктаж у Замятина и Суслова, четырнадцатого – обед у Леонида Ильича, пятнадцатого – отъезд. Но подавать труп на обед, сам понимаешь, нельзя. Значит, крайний срок выяснить что с ним – одиннадцатое число, понедельник. В твоем распоряжении семь дней, как у Бога. Сотворишь Белкина – грудь в крестах, квартира в центре, старшего советника получишь, несмотря на… возраст.

По-моему, вместо «возраст» он имел ввиду что-то другое, но удержался в последнюю секунду, заменил слово. И если бы я не подозревал себя в излишней мнительности, я бы сказал, что знаю, что он имел ввиду. Он имел ввиду мое еврейское отчество, а точнее – полуеврейское происхождение. Отчество мое «Иосифович» они давно сократили до «Есич», а происхождение сократить нельзя, разве сократить меня по штату целиком с моим происхождением.

Да, этот Белкин может стать моим «Ватерлоо», черт бы его побрал!

– Вообще-то, Роман Андреич, я только что крупнейшее дело кончил, у меня отпуск горит. А со старшим советником я мог бы и подождать… по возрасту, – сказал я с полувызовом.

То была, конечно, бездарная попытка уйти от этого дела. Генеральный поморщился. Он откинулся в сталинском кресле и посмотрел на меня сухо, сверху вниз:

– Вот что, Игорь Есич. Нами получено задание от ЦК найти этого Белкина живым или мертвым к одиннадцатому числу. И я поручаю это вам. Если сочтете себя неспособным справиться – доложите мне завтра в девять утра, я сделаю выводы. – И тут же смягчил удар, придвинулся ко мне: – Да ты не трусь, справишься. И дело интересное, я бегло просматривал. Наркоманы, журналисты. Просто дергать будут сверху. Ну, а кого не дергают? А меня не дергают? Давай за работу! – Он встал, через стол протянул мне руку. – И учти – на это дело у тебя полная свобода действий, подключай Петровку, – в общем, сам знаешь. Считай, что работаешь по заданию ЦК и имеешь чрезвычайные полномочия. Найдешь Белкина живым – вообще всех выручишь. И Замятина, и Суслова. И к тому же… но это так, на всякий случай, – прибавил он с улыбкой, словно вспомнил что-то: – Моя внучатая племянница к нему неровно дышит, к этому Белкину. Он у них на журфаке пару лекций прочел, что ли, так они там все с ума посходили. Но это, конечно, не имеет значения, там романа не было, не беспокойся.