Страх полета

Оглавление

- Коля, - подал сзади голос бортинженер, - садиться надо - красная лампочка горит! Две триста осталось!

- Ну и пусть себе горит, хрен с ней, - устало и как-то безразлично ответил Климов. Что-то внутри него было не так. - Давайте потихоньку снижаться вдоль Святого Носа, а как пройдем его, там уже простор, там можно не думать о курсах, а... - Он потер грудь: - Что-то мне... вроде как душновато. Да... крепко потрепало нас. Вы-то как?

- Да ничего, держимся.

- Терпимо. Думал, задницей об лед...

- Дима! Дима, ты как?

Мальчишка справа висел на ремнях в полной прострации. Эх, слабак. Нет стержня. Неужели вот такое все новое поколение? А вроде ж уверенно выглядел. Сломался пацан. Теперь вряд ли его вообще затащишь в самолет. Насмотрелся раньше времени... пассажир хренов. Работа-то мужская, к ней постепенно привыкать надо...

- Дима! Дима! Ну, все, тихо, тихо... обошлось. Давай, работай! - Витюха тряс Димку за плечо. Тот опомнился, зашевелился.

"Ну, слава богу. Конечно, много страху... Пережил пацан... Надо помогать, вытаскивать... Все мы пережили... Молодец, Витюха..." - металось в голове.

Климов встряхнулся, отогнал эти обрывки мыслей, заставил себя сосредоточиться на предстоящем снижении. Соображения никак не удавалось собрать в кучу.

Так. Ураган забросил лайнер на высоту полторы тысячи по высотомеру. Относительно льда это будет... будет... около тысячи метров. Когда приступим к снижению, после пересечения истинной высоты 750 метров отшкалится стрелка радиовысотомера. Он покажет точную высоту. И - снова подкрадываться ко льду с вертикальной три метра. А фронт догоняет, и близко к левому берегу подходить нельзя, там из любого ущелья может дунуть ветерок под названием "горная", такой же точно, как и сарма, может, чуть слабее. Господи, успеть бы до ветра, надо торопиться! И... не надо спешить: не дай бог ошибиться, а на малой высоте уже не исправишь. Топлива-то осталось бочек пять-шесть. А тут еще внутри что-то давит, сердце колотится как бешеное: наверно адреналину хватанул много...

Гормоны, выплеснувшиеся в кровь, жгли его изнутри. Очень хотелось пить, но некогда было оторваться от накатывающих валом новых и новых задач.

- Надо протянуть за Святой Нос. Хватит ли топлива? Петя, сколько там?

- Минут на десять. Тонну в расходном баке показывает, а сколько на самом деле - один бог знает. - Голос Степаныча отвердел: - Капитан! Коля! Снижайся и садись! Садись, пока палки крутятся! Потом поздно будет!

- Вить, сколько еще вдоль этого носа лететь?

- Дак... где-то середину проходим, здесь самые высокие горы, дальше будут пониже, еще минут шесть-восемь, точнее не скажу. Эх, была бы карта-десятикилометровка, я б тебе, Петрович, с точностью до ста метров дал место. Но по расчету мы выходим на середину озера между Ольхоном и Святым Носом, ближе все-таки к Святому Носу. Я бы еще левее взял: вполне возможно, правый снос увеличится.

Штурман помолчал, озабоченно завозился с пультом спутниковой навигации, потом встревожено обернулся к капитану:

- Что-то пропадает... неуверенно берет... Джи-пи-эс этот, американский, мать бы его...

"Ну почему все отказывает именно тогда, когда без него никак не обойтись?"

Он еще раз потыкал кнопки:

- Все, больше ничего нет, сдох, собака! Расчет - только по скорости и времени.

- Нету времени! - Климов обозлился. - Нет у нас времени! Вечно у вас не вовремя отказывает все: то локатор, то джи-пи-эска... спецы...

Он помолчал, потом опомнился:

- Вить... извини. Нервы. Давай потихоньку начнем снижаться, метра по два. Ты пойми: фронт догонит, начнется болтанка - все! И топливо кончается! Ну, еще пять градусов влево возьми, больше не надо: фронт слева ведь подходит. Лучше к тому берегу не прижиматься. Давай, давай снижаться. У нас всего пять минут! Все впритык! - Голос его окреп: - Так, Все! Поехали вниз, по два метра в секунду! Следить за показаниями радиовысотомера! Если начнут быстро уменьшаться - сразу уходим влево!

Он вспомнил о пассажирах. Во время болтанки, во время общего крика, он не воспринимал их как живых людей - было не до этого. Только теперь, чуть остыв, Климов понял, что вместе с ним во время неуправляемого падения испытали смертельный ужас и его пассажиры! И разве сравнить его страх, страх профессионала, знающего обстановку и хоть как-то, но действующего, с ужасом людей, закрытых в железной бочке, брошенной в водоворот!

Он взял микрофон, несколько долгих секунд сидел, сгорбившись, собирая силы. Потом, устало и совершенно неофициально, как будто обращаясь к малым детям, заговорил:

- Что, натерпелись страху, родные мои? Мы тоже натерпелись. Но теперь все хорошо, через десять минут сядем. Пожалуйста, потерпите еще, посидите спокойно, всего десять минут! Вертолеты следом летят. А мы уж постараемся...

Горло ему вдруг перехватило. Климов умолк, повертел в руках микрофон и бросил его в боковой карман у кресла.

Самолет давно уже летел в чистом небе. Топлива в его расходном баке оставалось, если верить показаниям прибора, меньше чем на десять минут полета. Десять минут жизни! А может, пять... Яркие звезды светили с черного свода, знакомые созвездия наблюдали сверху за мерцающими огоньками движущейся над великим озером живой пылинки, везущей полторы сотни судеб, предсказанных свыше. А внизу, в полном мраке, людей поджидал таинственный, опасный, неизведанный лед.

* * *

Ольга Ивановна очнулась на полу, среди выпавших из гнезд кипятильников и сотейников. Сильно вдавливало в пол, и она никак не могла подняться. Потом перегрузка уменьшилась, самолет, ревя двигателями и трясясь, полетел ровно. В голове гудело, она села, ощупала себя и убедилась, что цела. Из вестибюля, вытягивая голову, на нее таращилась одна из девочек, по щекам ее, испачканным размазанной тушью, текли слезы.