Алкоголик

• Предыдущая
• 21/104
• Следующая

Парень склонился над его сложенными трубочкой ладонями и погрузил кончик сигареты в оранжевый язычок пламени.

— Слышь, Абзац, — сказал вдруг он, не глядя на Шкаброва и продолжая усиленно работать щеками, — Хромой велел передать, что он тобой недоволен. Сказал, что уговор остается в силе, но премию он теперь будет уменьшать на два процента за каждый лишний день.

— А не много ли он на себя берет? — спросил Абзац, понимая при этом, что впустую сотрясает воздух: перед ним была шестерка, способная только с горем пополам воспроизвести кое-как заученный текст.

— Не знаю, — сказал посланец Хромого. — Мое дело — сторона. Я тут ничего не решаю. Ну, бывай здоров. Спасибо за огонек.

Он повернулся и беззвучно слился с темной стеной кустарника.

— Эй, — окликнул его Абзац, — погоди-ка! Ты как меня нашел?

Ему никто не ответил, лишь в отдалении негромко хрустнула попавшая под каблук сухая ветка да коротко прошуршали потревоженные листья.

— Оба-на! — воскликнул Абзац, глядя вслед незнакомцу. — Как говорится, «has been a hard day's night…».

Он заметил, что все еще держит в руке зажигалку, и не спеша закурил, продолжая вглядываться в темноту, лишь отчасти разжиженную слабым светом неоновых ламп. Зажигалка нагрелась и обожгла ему руку. Абзац с отчетливым щелчком опустил крышечку, гася пламя, положил зажигалку в карман брюк и двинулся домой, фальшиво насвистывая «Вечер трудного дня» и время от времени для поднятия настроения выделывая ногами танцевальные па, окончательно вышедшие из употребления в середине восьмидесятых годов.

Глава 5
«НАША СЛУЖБА И ОПАСНА, И ТРУДНА…»

Когда из репродуктора, втиснутого между стоявшей на сейфе сломанной пишущей машинкой и графином с мутноватой кипяченой водой, раздался писк сигналов точного времени, Чиж запустил руку в нагрудный карман рубашки и вынул оттуда обгрызенную половинку мускатного ореха. Он сделал это автоматически, не переставая писать, как делал ежедневно на протяжении уже полутора лет — с того самого дня, как от него ушла жена. «Изложенная выше информация, — писал Чиж, попутно откусывая от ореха приличный кусок и начиная жевать, — получена из надежных агентурных источников и подвергнута перекрестной проверке.» Он скривился от терпкого вяжущего вкуса, поставил жирную точку и вздохнул. Фраза насчет перекрестной проверки была чистой воды враньем: у него не было ни времени, ни сил, ни возможностей проверять полученную от Сапсана информацию. Он просто знал, что лгать Сапсану незачем, но излагать свои соображения по этому поводу в официальном рапорте было бы, по меньшей мере, неловко.

Как только последняя крошка разжеванного мускатного ореха была с отвращением проглочена, дверь кабинета без стука распахнулась. На пороге возник подполковник Лаптев — без фуражки, но в остальном в полной форме, гладко выбритый, благоухающий неизменным «Шипром» и выглядевший лет на десять моложе своего возраста. Моложавость подполковника Лаптева не имела ничего общего с новейшими достижениями пластической хирургии, геронтологии и вообще медицины. Чиж давно заметил, что дураки старятся гораздо медленнее окружающих, и Лаптев неизменно служил наилучшим подтверждением этой доморощенной теории.

— В Москве десять часов и четыре минуты, — бодрым женским голосом произнес репродуктор.

Чиж сдержал улыбку: по Лаптеву можно было сверять часы.

— О, — сказал Лаптев своим глубоким баритоном, — что я вижу? Наш Чиж приводит в порядок документацию! Да еще и с утра пораньше! Решил начать новую жизнь?

— И рад бы в рай, да грехи не пускают, — со вздохом ответил Чиж, разминая затекшие от писанины пальцы и наблюдая за тем, как Лаптев не спеша подходит к нему.

Потом до Чижа дошло, что он, черт подери, грубо нарушает субординацию, и он неловко встал из-за стола, с протяжным скрипом отодвинув стул.

— Сиди, сиди, — благодушно пророкотал Лаптев и первым опустился на шаткий стул для посетителей.

Он, как всегда, забыл, что этот стул только и ждет случая, чтобы рассыпаться, и стул, по обыкновению, напомнил ему об этом, сделав некое волнообразное движение, которое всегда напоминало Чижу один из элементов восточного танца живота. — Ух ты, м-мать!.. — испуганно воскликнул Лаптев, хватаясь за край стола, чтобы сохранить равновесие. — Это же не стул, а мустанг какой-то! Ты когда его починишь?

— Как только, так сразу, — расплывчато пообещал Чиж, решив не ввязываться в старый спор о том, что входит, а что не входит в круг его служебных обязанностей.

— Дождешься ты, что кто-нибудь прямо у тебя в кабинете копчик сломает, — проворчал Лаптев.

Чиж заметил, что подполковник осторожно поводит носом из стороны в сторону, и опять сдержал улыбку. Собственно, смешно ему не было, но улыбка была единственной приемлемой реакцией на поведение Лаптева. Ну не драться же с ним, в самом-то деле!

Он дипломатично промолчал и, взяв со стола ручку, озабоченно почесал ею за ухом, ненавязчиво давая начальству понять, что у подчиненных тоже случаются неотложные дела.

— Что пишем? — не обратив на намек внимания, бодро поинтересовался Лаптев. Он все еще принюхивался, пытаясь определить, не пахнет ли в кабинете перегаром. — Письмо любимой женщине?

— В некотором роде, — не удержавшись, сказал Чиж. — Это рапорт на ваше имя. Можете ознакомиться.

Он протянул Лаптеву недописанный рапорт.

— Да-а? — удивленно протянул Лаптев с таким видом, словно ему предлагали прочесть первые несколько глав написанного Чижом порнографического романа и высказать свои критические замечания.

• Предыдущая
• 21/104
• Следующая